Тожесть. Сборник рассказов - [24]
Дождалась меня вечером. Поднялась бы с постели. С этой своей норы. И сказала — ты — ничтожество, Жек. Я ухожу. Я так решила. Короче, тот самый бред, что настрочила мне. Только словами, а не долбанным письмом, набранном на брошенном среди тряпья ноуте, который я тебе подарил. Ты же не взяла ничего моего. Черт. Как же театрально звучит. Как же это пусто. Ты сама стала пустой, Соня. Ты полая. Ты гулкая. Ты себя потеряла.
Ты лежишь в своей норе и жалеешь себя. Ты вообще пыталась посмотреть со стороны? Все эти пыльные футболки, мешковатые свитерки, штаны не по размеру. Когда ты влезла в них? Почему так и не вылезла? Ты же прячешься, я понимаю это. От всех — от них, от нас, от себя, от меня. Если тебе нужна помощь, попроси! Если тебе нужен воздух, выйди на него. Но не сиди сутками в четырех стенах, сделай уже хоть что-нибудь.
И не смей прятаться за ТЕМ днем. Ты лелеешь его, как любимую мозоль. Ты тупо боишься излечиться от той боли, потому что она дает тебе право ничего не делать, ничего не менять, только жалеть, обвинять и прятаться. В конце концов, мне тоже больно. Меня это тоже касается. Но ты забыла про это. Ты легко забываешь все, что не вписывается в твою стратегию ничего-не-меня-ния. Долбанного пассивного разложения.
В глубине души, я даже рад, что ты решилась хоть на что-то. Пусть на такую дурость, как сбежать. Но это лучше, чем ходить кругами. Если постараться, я смогу разглядеть вытоптанную тобой траекторию передвижения по комнате — диван, стул у окна, кресло у стола, книжная полка и диван. Мне кажется, ты даже не ешь ничего. Я почти уверен, что ты что-то пьешь. Но и это перестало быть моим делом в день, когда ты так решила. Ты перестала меня касаться. Единочасно. Единосторонне.
Ты даже не посчитала нужным сказать мне, что уходишь. А теперь я сижу и пишу это гребанное письмо, просто чтобы не сойти с ума в ожидании, когда ты объявишься. Если этого не случится до завтрашнего утра, я позвоню твоей матери. Не шучу. Я позвоню ей. Пусть тебе же будет хуже.
Фикус я полил. Прошины звонили сами, не ответил. У тебя шесть часов, Сонь. Объявись. Нет ничего хуже, чем звонок твоим. Но я это сделаю. Потому что ты совсем уже крышей поехала. Совсем поехала, Сонь.
Женя.
Жека, привет! Поймала себя на мысли, что твое имя очень разное, как хочешь, так его и крути. Ну попробуй сам.
Ев-ге-ний.
И сразу ты строгий, пахнешь острым и чужим, на шее следы от колючего воротника пальто. И глаза, знаешь, какие у тебя бывают глаза, когда они злые? Прозрачные, Жек. Если ты злишься, не просто раздражен, а именно что в ярости, то они светлеют до той странной степени, когда становятся НИКАКИМИ, потому что все в тебе — злоба, а ей нужно столько силы, что не хватает ресурса поддерживать цветность радужки. Ты смотришь прозрачными своими глазами, и я чувствую, как по спине начинается течь первая капля пота. Я боюсь Евгения. Он безжалостен в своей холодной ярости. Он весь — звенящий полет сорвавшейся пружины. Евгений способен на все. Схватить, толкнуть, крикнуть, вынести приговор, выбить из колеи одним-единственным замечанием. Не хочу о нем. Не хочу и не буду. Не сейчас. Сейчас еще не могу.
Лучше о Жене.
Женя милый. Женя — рубаха парень, ходит в помятых джинсах, откидывает челку таким небрежным, тоже помятым движением, смотрит ласково, улыбается лукаво. Женю все любят. С Женей здороваются первым. Тянут руку через стол — привет, Женька, чего там, как? Женя травит байки и сам гогочет над ними, тащит всех в Питер на перекладных и сидячих, пьет пивас из бутылки, но пьянеет ровно настолько, чтобы стать еще очаровательнее. Женю любят девушки, он их тоже, но каждую держит чуть на расстоянии, потому что Женя всем друг, Женя всем брат, Женя всем «не, ну, Женя вообще красавец».
Женя меня не цепанул. Я помню, как мы встретились у Костика на даче, глупая была вписка — темень, мороз, лес кругом, конец февраля, помнишь? Что-то праздновали, не могу вспомнить, ты бы вспомнил, конечно, а я нет. Я не рубаха-парень, я вообще не парень, так, обратная сторона его подкладки. Ну, не суть. Это были мои друзья. Сейчас уже сложно поверить, но мои. Катька тогда еще не Прошина, ходила в кожаном мини на запахе, подводила глаза синими стрелками, крутила локоны и курила вишневые. У Костика на нее давно по лбу бил, а Катька как раз отделалась от очередного мудака, вот мы и поехали к ребятам. Не знаю, рассказывала тебе это? Наверное, да. Я всегда тебе все рассказываю, я же не ты.
Но не суть. Женя.
Женя мне не понравился. Я не люблю всешних. Ну, тех, которых все любят. Которые всем в десны. Которые для всего хороши. И для шашлыков в мороз, и для пьяных дебатов на крыльце и для «вот, возьми мой свитер, ты замерзла». Но свитер я взяла, и правда было холодно. А он был мягким. Пах чем-то восточным, кажется. У Жени такой запах. Сладковатый, чуть мускусный, немного пряный. Запах всеобщих обнимашек. Я уже выпила кастрюлю горячего вина. А тут еще свитер, и запах, и ты так смотрел, что я подумала, нет, ну и черт с этой всеобщей любовью, вдруг, он правда ничего, а?
Ты и правда был ничего. Заботливый, с десятком мягких свитеров. Кашемировый Женя. Немного приторный, но надежный. Катька как раз осела на хате у Прошина, одинокие мои вечера стали еще пустыннее. А ты привозил мне кофе на кокосовом молоке, помогал надеть пальто и дышал в макушку, пока мы ждали ребят у знакомой пивнушки.
Ученица школы кино Кира Штольц мечтает съехать от родителей. Оператор Тарас Мельников надеется подзаработать, чтобы спасти себя от больших проблем. Блогер Слава Южин хочет снять документальный фильм о заброшке. Проводник Костик прячется от реальности среди стен, расписанных граффити. Но тот, кто сторожит пустые этажи ХЗБ, видит непрошеных гостей насквозь. Скоро их страхи обретут плоть, а тайные желания станут явью.
У Михаила Тетерина было сложное детство. Его мать — неудачливая актриса, жестокая и истеричная — то наряжала Мишу в платья, то хотела сделать из него настоящего мужчину. Чтобы пережить этот опыт, он решает написать роман. Так на свет появляется звезда Михаэль Шифман. Теперь издательство ждет вторую книгу, но никто не знает, что ее судьба зависит от совсем другого человека. «Выйди из шкафа» — неожиданный и временами пугающий роман. Под первым слоем истории творческого кризиса скрывается глубокое переживание травмирующего опыта и ужаса от необходимости притворяться кем-то другим, которые с каждой главой становятся все невыносимее.
«Брат болотного края» — история патриархальной семьи, живущей в чаще дремучего леса. Славянский фольклор сплетается с современностью и судьбами людей, не знающими ни любви, ни покоя. Кто таится в непроходимом бору? Что прячется в болотной топи? Чей сон хранят воды озера? Людское горе пробуждает к жизни тварей злобных и безжалостных, безумие идет по следам того, кто осмелится ступить на их земли. Но нет страшнее зверя, чем человек. Человек, позабывший, кто он на самом деле.
Хотите услышать историю вечного девственника и неудачника? Так слушайте. Я сбежал в Москву от больной материнской любви и города, где каждый нутром чуял во мне чужака. Думал найти спасение, а получил сумасшедшую тетку, продавленную тахту в ее берлоге и сны. Прекрасные, невыносимые сны. Они не дают мне покоя. Каждую ночь темные коридоры клубятся туманом, в пыльных зеркалах мелькают чьи-то тени, а сквозь мрак, нет-нет, да прорывается горький плач. Я — Гриша Савельев, вечный девственник и неудачник. Но если кто-то тянется ко мне через сон и зовет без имени, то я откликнусь.
«Зрячая ночь» — сборник короткой прозы, где повседневная реальность искажается, меняет привычный облик, оголяя силы темные и могущественные, которые скрывались в самой ее сути. Герои теряются среди сонных улиц города, заводят себя в тупик, чтобы остаться там, обвиняя в горестях неподвластный им рок. Огромные города полнятся потерянными людьми. И о каждом можно написать историю, достойную быть прочитанной. Содержит нецензурную брань.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.