Тожесть. Сборник рассказов - [26]
Прозрачный от злобы.
Сейчас мне абсолютно не хочется, чтобы ты продолжил писать мне. Но ты все-таки пиши. Мы же договорились. И выкинь фикус.
Соня.
Значит, так. Я не собираюсь читать все эту хрень, которую ты так самозабвенно пишешь. Я не собираюсь бегать по городу, обзванивать друзей, выставлять себя последним дебилом, выслушивать истеричные угрозы от твоей мамаши. И вот это все, во что ты меня пытаешься втянуть, я тоже не собираюсь.
Да, я все-таки дозвонился до нее. До твоей сумасшедшей матушки. До этой странной женщины, что выгнала тебя из дома в семнадцать, поручив найти себе мужика постарше, коль уж отдали тебя в технический ВУЗ. Видишь, я слушал все, что ты рассказывала. Запоминал. Сочувствовал. Пытался вытащить из немыслимого дерьма твоей жизни ДО меня. И что я получил взамен?
Невроз, славу мудака, клинического извращенца, инфантильного засранца, домашнего тирана, так еще и шизофреника теперь? Что за дичь ты настрочила, Сонь? Я — многоликая сволочь? Отлично. Тогда послушай про себя.
Мы познакомились на даче у Костяна, да. Только это была не просто вписка, это был его день рождения. Вы завалились пьяные, размазюканные, как шлюхи, и околевшие в капроне под минус двадцать. Вылакали все винище, чуть не рухнули с лестницы. Прошин пошел вытаскивать из сугроба Катьку, я — тебя. Ты так замерзла, что губы посинели. Я прямо вижу, как под слоем потекшей штукатурки у тебя бледнеет лицо, как ты дуешь на пальцы, а указательный сбит до крови, и кровь замерзает в колючие катышки. Эта дурацкая куртка на рыбьем меху, юбка блядская, каблуки. Ты бы себя видела, Сонь! Ты же правда вот такой была — дешевой, несуразной, надуманной. Ты только в свитерах моих становилась собой. Вне Катьки. Вне винища вашего, тупых гоготаний, разговоров о мужиках, скидонах и вон том платье, которое с вырезом от шеи к заднице. Но все это была не ты, Сонь.
Я это понял сразу. Ты другая. Просто ведомая, просто легко теряющая, что в тебе твое, а что чужое. Ты смотришь, не так, как они. Ты глубоко смотришь. Правильно. Ты хватаешь суть. Ты чуешь, где она. Просто тебя нужно подталкивать. Вести по правильной траектории. Мимо блядских платьев и Катьки. Я никогда на тебя не давил, я вел. Давал тебе вектор. Разве это делало меня абьюзером?
Разве я был мудаком, когда устроил нас на курсы? Тебя из универа за прогулы саму попросили, я не при чем. Или когда позвал к себе в проект? Когда ремонт сделал? Ни копья не взял на него. Когда покупал шмотье теплое, чтобы ты перестала с горлом маяться с октября по май? Или когда кота твоего бешенного отдал, чтобы он тебе глаза не выцарапывал, пока ты на него орала, как он тебя достал, пидорас пушистый? Да ты сама его на улицу выгнала! Он же в туфли твои ссал, а ты его этими туфлями по хребту хреначила! Но если надо меня обвинить, то он сразу старенький Петрович, а я последняя тварь.
Так ты меня мамочке своей обрисовала, да? Я когда дозвонился, раза с двадцатого, знаешь, что она мне сказала? Что тебя нет. И чтобы я, сраный дебил, никогда больше вам не звонил. Или она на меня заяву накатает. Нормально, а? Это на человека, который восемь лет ее дочке ненаглядной сопли подтирал. Дочке, на которую она сама-то забила давно и крепко. Большой такой хер забила. Надеюсь, тебе все это читать так же приятно, как мне было звонить, выслушивать, обтираться и глотать. Истерия у вас семейное, да? Приглядись на свою полоумную матушку, Сонь, как в зеркало приглядись.
Потому что я умываю руки. Во всем, что происходит сейчас, во всем, что происходило до, виноваты мы оба, разумеется. Но твоей вины больше.
Давай подумаем. Пока я из Жеки превращался в Евгения, кстати, спасибо за метафору, тебе бы книжки писать, а не мозг выкушивать у любого, кто позволит себе такую глупость — впустить тебя в свою жизнь. Ты же отравляешь собой любое пространство, обращаешь в кислоту воду, в ядовитый газ — воздух. В яд любое слово. В гниль любое действие. Я теперь вижу это яснее некуда. Но не будем отвлекаться.
Итак, пока я деградировал из милого парня в твоего пассивно-агрессивного мучителя, ты, дорогая, ехала крышей. Давай посмотрим, моя хорошая, как это было.
Ты бросила учебу. На последнем курсе. Потому что «финансы не твое», а что сделал я? Поддержал твое решение, разумеется, я же хороший парень. Я же должен быть рядом. Надо любить, что делаешь, Сонь. Если не твое, то бросай. Бросай к черту. Я же работаю, я же могу нас содержать. Посиди дома, подумай о своем великом предназначении.
И ты стала сидеть дома. Что же было дальше? Ты начала хандрить. Тоскливо слоняться из угла в угол, патетично сидеть на диване, крутить в тонких пальцах чашку, глядеть в пустоту. Все как на твоих любимых картинках. Ничего твоего. Все, найденное в сети. Мне скучно, мне одиноко, тебя весь день нет, мне нечем заняться, я не смогла признаться маме, что бросила учебу, Жека-Жека, что же мне делать с этой жизнью, с моей бренной жизнью, Жека.
Надо было уходить еще тогда. Пока ты ныла и страдала на пустом месте. Пока растворялась в бесконечных переписках ни о чем. Пока сама становилась ни-о-чем. Но я же хороший парень. Я же должен быть рядом. Мы же совсем справимся, если мы вместе, вот возьмемся за руки и убежим туда, где начинается, мать ее, радуга.
Ученица школы кино Кира Штольц мечтает съехать от родителей. Оператор Тарас Мельников надеется подзаработать, чтобы спасти себя от больших проблем. Блогер Слава Южин хочет снять документальный фильм о заброшке. Проводник Костик прячется от реальности среди стен, расписанных граффити. Но тот, кто сторожит пустые этажи ХЗБ, видит непрошеных гостей насквозь. Скоро их страхи обретут плоть, а тайные желания станут явью.
У Михаила Тетерина было сложное детство. Его мать — неудачливая актриса, жестокая и истеричная — то наряжала Мишу в платья, то хотела сделать из него настоящего мужчину. Чтобы пережить этот опыт, он решает написать роман. Так на свет появляется звезда Михаэль Шифман. Теперь издательство ждет вторую книгу, но никто не знает, что ее судьба зависит от совсем другого человека. «Выйди из шкафа» — неожиданный и временами пугающий роман. Под первым слоем истории творческого кризиса скрывается глубокое переживание травмирующего опыта и ужаса от необходимости притворяться кем-то другим, которые с каждой главой становятся все невыносимее.
«Брат болотного края» — история патриархальной семьи, живущей в чаще дремучего леса. Славянский фольклор сплетается с современностью и судьбами людей, не знающими ни любви, ни покоя. Кто таится в непроходимом бору? Что прячется в болотной топи? Чей сон хранят воды озера? Людское горе пробуждает к жизни тварей злобных и безжалостных, безумие идет по следам того, кто осмелится ступить на их земли. Но нет страшнее зверя, чем человек. Человек, позабывший, кто он на самом деле.
Хотите услышать историю вечного девственника и неудачника? Так слушайте. Я сбежал в Москву от больной материнской любви и города, где каждый нутром чуял во мне чужака. Думал найти спасение, а получил сумасшедшую тетку, продавленную тахту в ее берлоге и сны. Прекрасные, невыносимые сны. Они не дают мне покоя. Каждую ночь темные коридоры клубятся туманом, в пыльных зеркалах мелькают чьи-то тени, а сквозь мрак, нет-нет, да прорывается горький плач. Я — Гриша Савельев, вечный девственник и неудачник. Но если кто-то тянется ко мне через сон и зовет без имени, то я откликнусь.
«Зрячая ночь» — сборник короткой прозы, где повседневная реальность искажается, меняет привычный облик, оголяя силы темные и могущественные, которые скрывались в самой ее сути. Герои теряются среди сонных улиц города, заводят себя в тупик, чтобы остаться там, обвиняя в горестях неподвластный им рок. Огромные города полнятся потерянными людьми. И о каждом можно написать историю, достойную быть прочитанной. Содержит нецензурную брань.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.