Тожесть. Сборник рассказов - [27]

Шрифт
Интервал

Ты говоришь, что сидела два месяца дома над моим проектом? Ты говоришь, что я обещал тебе устроить все, как надо. Но ты ведь не справилась! Ты ведь тупила, тормозила и ленилась. Я за двоих все делал. Черт. Не хочу. Не стану. Это тупо. Тупо копаться в прошлом говне.

Но я и это спустил. Она депрессует, у нее пройдет, надо не приставать, надо дать ей свободу. Все по правилам энциклопедий идеальных парней. И что в итоге? У тебя появилась новая идея-фикс. Несвоевременная. Глупая. Ненужная. Кто вбил тебе это в голову? Катька? Ну, конечно, Катька. Начала слать умильные фотки, ссылки на форумы, звонить среди ночи с дурацкими соплями, как она счастлива, как они счастливы.

Ты ведомая, Сонь. Ведомая Катькой. Ты хотела телефон, как у нее. Платье, как у нее. Спальню, как у нее. Отпуск, как у нее. Я на все соглашался. Но не на это. Я не мог подарить тебе жизнь, как у Прошиных, потому что мы — не они. Этого ты не сумела мне простить?

Да, я уверен, именно это все и сломало. Не то, о чем ты напела своей мамаше. Не то, о чем, наверное, с упоением рассказываешь любому, кто спросит, как твои дела. Не то, за что я сам себя виню каждый гребанный день. Нет, не это стало причиной. Просто твоя жизнь вдруг начала отличаться от жизни Прошиных.

Ты просто завидуешь всем и каждому, потому что самой не хватает воображения придумать собственную линию развития. Свой смысл. Свое счастье. Довести хотя бы одно дело до конца, реализовать хоть одну мечту, добиться хоть одного результата. Все — мельком. Все — шапочно. Все — пусто и дешево.

Твои письма — дешевки. Твои беды — дешевки. И ты сама стоишь куда меньше, чем я отдал тебе просто так. За восемь лет жизни с сумасшедшей, неделями забывающей выбросить мусор, помыть голову и выйти за хлебом, потому что старый покрылся плесенью еще позавчера.

Я терпел это, потому что ты внушила мне чувство вины. Я стыдился себя. Я сожалел, что так вышло. Я видел, что сделала с тобой моя ошибка. Но это вранье. Ты всегда была такой, ломалась каждый раз, когда не получала желаемого. И я поддавался, прогибался перед твоим унынием, соглашался на все, лишь бы ты ожила. Поддавался, но не поддался. И ты решила наказать меня. Но в итоге, Сонь, ты сделала хуже только себе самой. Этим наигранным безумием скоби, этим побегом.

Ты всегда была поломанной. Наверное, твоя матушка приложила к тому немало усилий. Но я умел тебя чинить. Ты функционировала. Люди не замечали твои изъяны. Ты сама перестала их замечать. Но теперь они вернутся. Ты развалишься на детали, и никто тебя не соберет. Никто не согласится копаться в твоем перекрученном нутре. Никому не нужна эта головная боль, эта твоя недоразвитость. Гипертрофированность тоски. Театральность скорби.

Ты ошиблась, ты убежала, забыла, что не я от тебя завишу. Не я. Не от тебя.

Ты. От меня.

Я больше не буду тебе писать. И ты мне не пиши. Не стану открывать. Ты хотела пройти пять стадий принятия неизбежного? Вот только для меня наш разрыв — не смерть. Умирает тут только твой гребанный фикус. Наш разрыв — не рак. Не фатальная неисправность жизни. Я уже принял его. И мне плевать, на какой там стадии застряла ты. Эмоциональная инфантильность не даст тебе принять что-то, что не вписывается в твою надуманную идеальность. Но ты скорее сдохнешь, чем осознаешь мою правоту, да?

Ну так иди к черту, Сонь. Ты. Твои стадии принятия. Твой разрыв. Твои письма. Твоя мамаша. И вся эта херовая херь. Идите к черту.

Евгений.
7.11.2018

А ты мне приснился. Представляешь, какая глупость? Не запоминаю сны. Проваливаюсь в темноту и выныриваю из нее с будильником. А тут прислонилась головой к подушке, даже ноги толком не вытянула, раз, а ты уже сидишь напротив.

И я сразу поняла, что прошло уже много-много времени, что ты изменился, не постарел, а именно что стал окончательно взрослым. У тебя щетина появилась какая-то небрежная, красивая очень, с проседью первой. Руки очень ухоженные, манжеты свежие. Взрослый такой, красивый мужик. Катька по таким сохла вечно.

И вот сидишь ты напротив, смотришь на меня, и я понимаю, что ты только сейчас узнал, что я ушла. Странно, да? Времени прошло много, а ты и не заметил, что меня нет. Обидно. Я когда проснулась, еще подумала, что подсознание мое готово обвинять тебя на пустом месте. Столько в нем накопилось, что оно само уже генерирует новые причины. Но это потом. А во сне я не знала, что тебе сказать. И ты тоже молчал.

Мы просто смотрели. Я начал вспоминать, как давно мы так долго не смотрели друг на друга? Молча. Глаза в глаза. Люди вообще разучились просто смотреть. Не отвлекаясь, не елозя. Просто смотреть. До рези, до слез. Чтобы хоть что-то увидеть. Дать себе малейший шанс немного понять того, с кем живешь.

А мы вот смотрели. Я лежала и боялась пошевелиться, я даже моргнуть не могла. Было так страшно, что ты сейчас уйдешь, и все закончится. И я больше никогда тебя не увижу. Я, наверное, только в этом сне до конца поняла, что на самом деле ни-ког-да. Не увижу, не обниму, не почувствую, как ты пахнешь, не узнаю, что ел на обед. Все эти каждодневные штуки вдруг перешли в разряд никогда. И это странно. Вдвойне странно понимать это во сне. Спустя три письма тебе. Вроде бы прощальных письма. И стоило мне только про них подумать, про дурацкие эти мои письма, как ты хлопнул ладонью по коленке, ты всегда так делаешь, когда нужно куда-то идти и что-то делать, но так лень, что хоть минуточку еще бы потянуть. Вот ты хлопнул, поднялся и так строго мне сказал, мол, некогда тут сидеть, писать надо, мы же договорились.


Еще от автора Ольга Птицева
Край чудес

Ученица школы кино Кира Штольц мечтает съехать от родителей. Оператор Тарас Мельников надеется подзаработать, чтобы спасти себя от больших проблем. Блогер Слава Южин хочет снять документальный фильм о заброшке. Проводник Костик прячется от реальности среди стен, расписанных граффити. Но тот, кто сторожит пустые этажи ХЗБ, видит непрошеных гостей насквозь. Скоро их страхи обретут плоть, а тайные желания станут явью.


Выйди из шкафа

У Михаила Тетерина было сложное детство. Его мать — неудачливая актриса, жестокая и истеричная — то наряжала Мишу в платья, то хотела сделать из него настоящего мужчину. Чтобы пережить этот опыт, он решает написать роман. Так на свет появляется звезда Михаэль Шифман. Теперь издательство ждет вторую книгу, но никто не знает, что ее судьба зависит от совсем другого человека. «Выйди из шкафа» — неожиданный и временами пугающий роман. Под первым слоем истории творческого кризиса скрывается глубокое переживание травмирующего опыта и ужаса от необходимости притворяться кем-то другим, которые с каждой главой становятся все невыносимее.


Брат болотного края

«Брат болотного края» — история патриархальной семьи, живущей в чаще дремучего леса. Славянский фольклор сплетается с современностью и судьбами людей, не знающими ни любви, ни покоя. Кто таится в непроходимом бору? Что прячется в болотной топи? Чей сон хранят воды озера? Людское горе пробуждает к жизни тварей злобных и безжалостных, безумие идет по следам того, кто осмелится ступить на их земли. Но нет страшнее зверя, чем человек. Человек, позабывший, кто он на самом деле.


Фаза мертвого сна

Хотите услышать историю вечного девственника и неудачника? Так слушайте. Я сбежал в Москву от больной материнской любви и города, где каждый нутром чуял во мне чужака. Думал найти спасение, а получил сумасшедшую тетку, продавленную тахту в ее берлоге и сны. Прекрасные, невыносимые сны. Они не дают мне покоя. Каждую ночь темные коридоры клубятся туманом, в пыльных зеркалах мелькают чьи-то тени, а сквозь мрак, нет-нет, да прорывается горький плач. Я — Гриша Савельев, вечный девственник и неудачник. Но если кто-то тянется ко мне через сон и зовет без имени, то я откликнусь.


Зрячая ночь. Сборник

«Зрячая ночь» — сборник короткой прозы, где повседневная реальность искажается, меняет привычный облик, оголяя силы темные и могущественные, которые скрывались в самой ее сути. Герои теряются среди сонных улиц города, заводят себя в тупик, чтобы остаться там, обвиняя в горестях неподвластный им рок. Огромные города полнятся потерянными людьми. И о каждом можно написать историю, достойную быть прочитанной. Содержит нецензурную брань.


Рекомендуем почитать
Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.