Товарищ мой - [44]

Беспечным девочкам смешно,

Как им понять, что это значит:

Документальное кино,

А человек глядит и плачет.

1957

ГОЛУБОГЛАЗАЯ УЗБЕЧКА

Глаза прозрачные, как речка,

Косички светлые, как лен.

Голубоглазая узбечка,

Тобою каждый удивлен.

Ты в пестром шелковом наряде,

В руках — тяжелые цветы.

Не просто любопытства ради,

Я должен знать — откуда ты?

А как зовут тебя?

Не Галя,

А по-узбекски — Галия.

Но может обмануть едва ли

Краса нездешняя твоя.

Как ни была бы ты одета,

Проступят в облике твоем

Прохлада северного лета

И ландыш на лугу лесном.

Тебе напоминать не надо,

Как в страшный год везли сюда

Дистрофиков из Ленинграда

Ободранные поезда.

И на испуганном вокзале,

От грома черного вдали,

Узбеки сирот разбирали,

В халаты завернув, несли.

Какою взрослою ты стала!

В твой дом пришел поцеловать

Я руку той узбечки старой,

Что для тебя вторая мать.

1958

КУШКА

А была в пехотной школе

Поговорка, байка, что ли:

«Дальше Кушки не пошлют,

Меньше взвода не дадут».

До свидания, подружки,

Литер выписан до Кушки,

Лейтенанту дали взвод,

Покомандуй первый год.

Просолилась гимнастерка,

Подтвердилась поговорка: К

ушка — ветер да жара,

Тридцать градусов с утра.

Закати на взгорье пушку —

И навек запомнишь Кушку,

Радиаторы кипят,

Не учись у них, солдат.

А учись у лейтенанта

Кликнуть песню, если надо,

Доказать, что жить легко

И шагать недалеко.

Может, только ночью душной

Он поделится с подушкой

Острым приступом тоски,

Сном, где вновь одни пески.

Но солдат шагает в ногу,

Привыкает понемногу.

Офицеры, где наш дом?

Там, где служим и живем.

Эта глиняная крепость

Свой имеет гордый эпос:

Остросаблин-генерал

Белым города не сдал.

Здесь горячими ночами

Бились наши с басмачами.

Неприступен южный пост

Под косым наклоном звезд.

А на станционной ветке

Как встречают поезд редкий!

С королями поезда

Так встречают не всегда.

Там я с командиром взвода,

Что прошел огонь и воду,

Вел о Клаузевице спор

И о Каннах разговор.

Отвечал он слишком кратко,

На часы смотрел украдкой:

Ровно в девять счастье ждет

Возле западных ворот.

Все рассказывать неловко —

Критик буркнет: «Лакировка!»

«Правда жизни» здесь нужна,

«Поединок» Куприна.

Нет, не будет «Поединка»!

Ты на Кушку погляди-ка

Взглядом строевых солдат —

И яснее станет взгляд.

Вот и все стихотворенье

С этой присказкою древней:

«Дальше Кушки не пошлют,

Меньше взвода не дадут».

1958

ВЕЧЕР В СЕВАСТОПОЛЕ

Все спуски, лестницы, откосы

Сбегают к бухте, а по ним

Бегут влюбленные матросы

Один вприпрыжку за другим.

В кульках, как дети, держат сласти,

А то курчавый виноград,

На корабли свои и в части

К двенадцати часам спешат.

А где подруги? Вот они,

Уходят по домам одни.

Гася поспешно папиросы,

Бегут влюбленные матросы,

Бегут не так, как здесь бежали

В атаку прадед и отец.

...Как мирно склянки отзвучали,—

Знать, увольнению конец...

Веселый бег. Веселый топот,

Ботинок маленький прибой!

Геройский город Севастополь,

Я виноват перед тобой:

Ни в обороне, ни при штурме

Я не был и пришел теперь,

Как на кружок литературный,

Где есть бои, но нет потерь.

И по скрижалям белых лестниц

С судьбою наперегонки

Бегу, жалея, что ровесниц

Не провожают моряки.

Пусть самым большим в жизни горем

Для воинов и их подруг

Такое будет!

Тишь над морем.

Лишь каблуков матросских стук.

1959

МИНДАЛЬ НА МАЛАХОВОМ КУРГАНЕ

Бетон, размолотый

Огнем и холодом.

Траву и ту скосило ураганом...

Один миндаль, осколками исколотый,

Остался над Малаховым курганом.

Один-единственный

Стоял и выстоял,

Хоть раны и сочились и болели.

Он в годы мирные оделся листьями

И оказался посреди аллеи.

Цветеньем радуя,

За юность ратуя,

Как памятник победе и природе,

Он встал за персональною оградою,

Мешая экскурсантам на проходе.

А рядом — новые

Ростки кленовые,

Посадки президентов и премьеров.

Для сада мира стал первоосновою

Миндаль, служивший мужества примером.

Когда бы тополя,

Березку во поле

Или дубы за подвиг награждали,

Миндаль я наградил бы в Севастополе;

Да, он достоин боевой медали!

1959

ЛЮДМИЛЕ СЕДНЕВОЙ

Я ничего не знаю о своем отце. Товарищи писатели, расскажите о нем.

Людмила Седпева, колхозница (Из письма)

Я знал, я знаю Вашего отца,

Могу и должен Вам о нем поведать.

Не в силах я забыть его лица:

Его черты — в чертах самой Победы.

Услышав первый грозовой раскат,

Он из села Нероновские Вески

В Калязинский ушел военкомат,

Не дожидаясь фронтовой повестки.

Мы отступали. Лил кромешный дождь.

В грязи, в крови мы долго отступали.

«Я так и не успел увидеть дочь,—

Сказал он мне однажды на привале.—

Вчера был бой, и завтра снова в бой,

Я должен заслонить ее собой».

Он ранен был — не помню, сколько раз,—

До срока убегал из лазарета

И снова шел, подбадривая нас,

Сквозь злой озноб промозглого рассвета.

Он был на Волге, дрался на Донце,

Стрелковых рот охрипший запевала.

О Вашем замечательном отце

Советское Информбюро писало,

Как Ваш отец непрошеных гостей

На запад гнал, отбросил за границу.

А дальше не было о нем вестей —

На то война. Ведь все могло случиться.

Но к нам сквозь фронт, сквозь орудийный залп

Еще в ту пору вести доносились,

Что средь героев итальянских Альп

 Есть партизан по имени Василий.

Домой он не вернулся... То есть как?

Ужель погиб в последней перепалке?

Нет! С девочкой спасенной на руках