Я!
В горле сразу запершило. Глаза наполнились влагой, как будто по ним снова врезали кабелем с универсальным разъемом.
Секунд пять я простоял в отупении, потом бухнулся коленями в пружинящее покрытие ринга.
Меня пытались поднять, тянули в разные стороны, но я отмахивался от протянутых рук, потому что так было удобнее.
Господи, молился я, спасибо тебе за все!
За то что производителям брендов стало мало размещения логотипов на футболках спортсменов, на корпусах болидов и бортах хоккейных коробок.
За то, что запустили «Битву брендов», в которой каждый товар может в честном бою показать, чего он на самом деле стоит.
За то, что Siemens выкупил свое подразделение у BenQ и возобновил выпуск «мессеров» под собственным логотипом.
За то, что новый «мессер» вошел в дюжину самых продаваемых товаров по итогам месяца.
За то, что не ожидавшие такого успеха немцы не успели подготовить своего бойца.
За то, что пригласили меня. Все-таки не чужие люди. Какие-никакие, а славяне. В смысле европейцы. В смысле… Ну, вы поняли.
Вот, кстати, и спонсоры набежали, машут флажками, лезут в камеры. Железный Ганс, Железный Ганс…
Какой я вам Ганс? Я Павел! Павел Смирнов.
И еще раз, Господи. Спасибо за все!
— Дайте мне телефон! — попросил я, отталкивая микрофоны. — Мне нужно позвонить. Эй, у кого-нибудь есть телефон?
— Телефон! — захихикал за спиной Алексеич, обнимая меня за плечи. — Позвонить ему! Ну ты, Паш, даешь! Глаза-то разуй… чемпион!
Я разжал ладонь и посмотрел на «мессер», с которым, кажется, успел срастись.
Серый, с прорезиненным корпусом. Противоударный, влагонепроницаемый. Хочешь об стену кидай, хочешь в луже топи. А хочешь — морды бей.
А еще — почему-то это совсем вылетело из головы — по нему можно звонить.
Мой «мессер». Мой новенький Siemens ME-145. То есть, уже не новенький. Видавший виды.
С этой минуты и до следующей «Битвы» — товар месяца.
— Эй, потише там, — крикнул я гомонящей толпе и набрал номер.
Свободное ухо я заткнул пальцем и все равно еле-еле услышал, как после семи длинных гудков в трубке раздалось знакомое:
— Алло?
— Привет, любимая, — сказал я. — Кажется, я победил.