Тот, кто не спит - [61]
Когда Иона завершил свое откровение, Ника сказала:
– Свидетель знал, каким ты явишься в пещеру и каким выйдешь из нее. Хранилище голограмм доступно не только нам, теперь ты знаешь об этом. Проекции активируются при участии соседнего мира, и диски, присланные нам покинувшим город архонтом MAU, позволяют получать информацию в обоих направлениях. В архивах бережно хранятся картины, из которых мы монтируем новое кино. Мы создаем новых нас и проецируем в новый мир. Но двигаются наши картины только благодаря тому, что все мы связаны. Они оживают при нашем взаимодействии. Попробуй достать из своего хранилища голограммы и заставить их двигаться один, без участия других людей. В этом-то все и дело. Нас когда-то тоже спроецировали. Передали эстафету, подарили систему. Осталось научиться пользоваться ей. Научиться правильно кидать друг другу мяч – сначала внутри клетки, а затем за ее пределами.
– Система кривая, мы хромые, при помощи второй, здоровой ноги преодолеваем препятствия. Хромаем по кругу. При этом необходимо безошибочно пасовать друг другу. Как ты себе это представляешь?
– Здесь и представлять нечего. Свидетель вкалывает за двоих.
Раздались раскаты грома, засверкали молнии, и Ника с Ионой посмотрели в окно.
– Свет в особенности ценен во тьме, – изрек Иона, глядя на разразившуюся грозу. – Сами по себе мы можем светить сколько угодно, но идея погрузиться в темноту величественна и прекрасна. Мы размыкаем все связи, обновляемся, сохраняя в архиве древней коры память о бесперебойном источнике света, а сами сваливаем на поиски новых систем, требующих освещения. Где бы нам посветить, думаем мы.
Ника заглянула в смеющиеся глаза Ионы и увидела в них горы и пещеру, Люку и Странника, маленький домик Ионы, девочку, протягивающую тонкую ручонку через прилавок, и большую руку Ионы, держащую плетенку с травами, случайное соприкосновение их рук. Картины одна за другой открывались ее взору: вершины синих гор, долина цветов, стоящий на крыше подросток и летящая к нему Симона.
– Она возвращается, – прошептала Ника, и голубой свет внутри нее вспыхнул ярче.
Иона снова увидел Симону и письмо Люки к ней. Почерком почти каллиграфическим на белом листе формата А4 он увидел следующее:
«Когда-то очень давно были созданы прекрасные, ясно видящие существа. Им было дано слово, которое в те незапамятные времена имело огромную силу, потому что несло в себе живое знание об устройстве мира и происхождении человека. Каждое слово в те далекие времена, как и теперь, имело множество разнообразных значений, но все образы, стоявшие за словами, были едины, как и едины люди со своими создателям, посланными в наш мир Всевышним. Разногласий между разумом и чувством в здоровом мире не было. Сердце людей было умным, и Земля в те незапамятные времена была раем. И не было разницы между верхним и нижним. Каждое мгновение своей жизни человек являл в себе Творца.
Выпусти меня из себя, дорогая Симона, помоги людям увидеть то, что есть на самом деле, и мы обретем с тобой весь мир.
Твой стойкий ламер[18], ждущий тебя у колодца».
– Благая весть, – дочитав страницу, произнес Иона.
Однако как он ни пытался, перевернуть лист силой мысли, чтобы прочитать обратную, первую часть письма, он так и не смог.
– Глубоко под горой была вода, а за ней темнота. Мой взор не смог проникнуть глубже.
Ника улыбнулась.
– Мы непременно узнаем. После добросовестно выполненной работы. Пора, – призвала она и взяла его за руку.
Глава 24,
в которой Симона спасает подростка
Песня «James Tomorrow» ворвалась в Симону, заставив ее поспешить. Она покинула мужа, впервые за долгое время крепко уснувшего под кустом лавра возле горы, и полетела.
Город под ней завертелся по кругу и стал исчезать, оставив в поле зрения одну маленькую светящуюся голубую точку на крыше одного из небоскребов. На широком ограничительном барьере шириной не более метра стоял подросток – худосочный парень лет пятнадцати, одетый в расстегнутый короткий плащ цвета хаки и черные джинсы. Расставив ноги в красных полукедах на ширине плеч, он смотрел вниз.
В стремительном прыжке приземлившись на обе ноги, Симона возникла перед самым его носом, с трудом балансируя на крохотной полоске бетона: взметнувшиеся волосы и горящие глаза, голубое платье и грязные вишневые ботинки. Она покачнулась, перекатилась с пятки носок и, не дав стоявшему перед ней смельчаку опомниться, выпалила:
– Ребенок-великан топчет маленьких героев!
В ужасе глядя на ноги Симоны, парень попятился и спрыгнул с бортика на крышу. Возвышавшаяся над ним женщина пахла мокрой шерстью и травами. Он, только что хладнокровно медитировавший на краю крыши, выглядел до смерти напуганным: переводил взгляд с ее белоснежного лица в обрамлении растрепанных светлых волос на заляпанные грязью ботинки и снова на лицо, пытаясь понять, что произошло.
Симона стояла, по-хозяйски подбоченясь, расставив ноги на ширине плеч, и сверлила его смеющимся взглядом.
– Хм. Что это ты так испугался? – спросила она, поглядев на носки своих ботинок, и легко спрыгнула с бетонного парапета.
Паренек дрожал всем телом и ничего не отвечал.
