Тот, кто называл себя О.Генри - [14]

«Предводительствует шайкой, — писал репортер, — невысокий, веснушчатый человек с кривыми ногами и рыжими волосами. Ему около тридцати пяти лет, и если он в кого-нибудь стреляет из револьвера, то обязательно попадает. Зовут его Элем Дженнингсом. Ранее этой шайкой был ограблен экспресс МКТ…»

Но вряд ли он обратил тогда внимание на эту заметку. Просто скользнул глазами и сейчас же забыл. У него были свои заботы, свои волнения. Только некоторое время спустя он узнал, с кем свел его случай.

А сейчас, заказав по второй порции пулькэ, он спросил:

— Что вы хотите делать дальше?

— Прежде всего — снять с парохода Франка, моего брата. Мы приехали вместе.

— Так мы и сделаем, — сказал Билл.

— Он снова подхватил незнакомца под руку и, когда они вышли из эстанции, наклонился к нему:

— Вас, вероятно, интересует, кто я и почему я здесь?

— Нисколько! — тактично возразил Эль. — На моей родине никто не интересуется ни именем человека, ни его прошлым. Человек оценивается по его делам.

— Благодарю вас, — сказал Билл. Он прищурился. — Вы очень похожи на одного моего знакомого. Военного. Можно я буду называть вас полковником? А меня вы можете звать Биллом. Мне это будет приятно.

— Идет! — сказал Эль и пожал ему руку.

Франк был благополучно снят с парохода, и все трое принялись обсуждать, чем можно заняться в Трухильо.

Предупреждаю, господа: у меня в кармане только два доллара, — заявил Билл.

Не беда! — сказал Эль. — У нас есть кое-какой начальный капитал. Не так много, тысяч тридцать, но вы можете распоряжаться одной третью как вам будет угодно.

Ночевали на задней веранде консульства, на одеялах, где-то раздобытых Биллом.

Следующее утро началось в эстанции. Эль заплатил хозяину за полдня и приказал никого не пускать в распивочную.

Сидели в дальнем от стойки углу, и Дженнингс рассказывал.

— Наш старик, Джон Дженнингс, — прокурор округа Мариентаун, штат Иллинойс. Уж и не знаю, жив ли он сейчас. Давно я там не был. Мать умерла, когда мне стукнуло семь. А у отца никогда не было времени, чтобы присмотреть за нами. Он возглавлял сессию выездного суда и не бывал дома по нескольку недель. Мы с Франком были младшими в семье и росли заброшенными, точно пара собачонок. Шатались по глухим переулкам, ютились под крышей товарного склада и зарабатывали на пропитание тем, что собирали уголь на песчаных отмелях реки Огайо. Продавали мы его по десять центов за бушель. Иногда удавалось выручить пятнадцать центов за два дня. Тогда мы обжирались сладостями. Хорошее было время, правда, Франк?

Франк кивнул и налил себе пулькэ.

— Мы почти никогда не обедали. Так, перехватывали, что под руку попадется. Никто о нас не заботился, никто не говорил нам, что можно делать и чего нельзя. У нас был свой собственный кодекс законов. Кодекс волчат.

— Мне было одиннадцать. Отец здорово пил. Однажды он крепко избил меня. Не помню сейчас — за что. Тогда я решил: хватит! И бежал из дому в Цинциннати. Там я устроился в кабачок играть на тромбоне для посетителей. Я неплохо играл, ей-богу. Но буфетчик не заплатил мне ни цента за неделю. Я вытащил из кармана «бульдог», знаете, такой детский, стреляет круглыми пульками, и пальнул в буфетчика. Я попал ему в щеку. Снова пришлось бежать, теперь уже в Канзас-Сити. Мне впервые приходилось скрываться от полиции. Черт возьми, покушение на жизнь — скверная штука для мальчишки одиннадцати лет. Но я был вспыльчивым петушком. И закон самозащиты — единственный, который был мне тогда знаком. Да.

Быть может, общество оберегало и защищало других малышей, но мне приходилось бороться из-за каждой сухой корки. И я взял в свои руки эту законную защиту.

Сперва Канзас-Сити. Потом была Ла-Хунта. Потом Тринидад в штате Колорадо. В Тринидаде я познакомился с Джимом Стэнтоном. Это был чудесный человек. Надсмотрщик со скотоводческого ранчо сто один. Он увез меня из города в прерии и сделался моим другом, моим учителем и моим вторым отцом.

Три года в степях. А потом Стэнтон неожиданно умер. Его застрелили во время глупого, бессмысленного спора из-за бычков-однолеток.

У ковбоев есть неписаный закон. Закон мести. Я разыскал убийцу Джима и убил его. А потом пошло. С одного ранчо на другое. Меня носило словно ветром по всему Западу. Я уже не мог остановиться. Окреп и одичал. Однажды, впервые в жизни напившись в Ла-Крусес, я просто так, из чистого хвастовства, выстрелил в бармена и угодил в каталажку.,

Потом оказалось, что отец давно разыскивает меня. Не знаю, каким образом он напал на мой след, каким образом ему удалось вызволить меня из тюрьмы. Но он меня вытащил и определил в Вирджинский юридический колледж. Видимо, старик серьезно решил заняться моим воспитанием. Да. Я сам не знаю, что со мной сделалось. Я с такой жадностью набросился на книги, что забыл обо всем на свете. Прошлое вытряхнулось из памяти, будто его и не было. Я окончил колледж в числе первых. У меня голова шла кругом. Я решил, что теперь в жизни мне ничего не трудно, и поступил в Виргинскую военную академию. Но стать офицером не пришлось. В первый же месяц я с кем-то подрался — и меня вышибли из академии.

Я уехал в Эль-Рено и устроился там окружным стряпчим. Эд и Франк, мои старшие братья, тоже стали судьями.