Тоска зеленая - [5]

— Все-таки он пил, — повторил седой в прошедшем времени, — у него совесть была.

— Что приуныл, юноша, — спросил плешивый у Юрочки, — а у вашего брата совесть есть?

Но Юрочка не ответил, страшно разозленный, он быстро зашагал прочь.

Назавтра он сходил в библиотеку и почитал книгу Французова. Да, два сапога пара. Такое же барахло, как Сохатых. Но совесть, смешанная со злостью на себя, не умолкала. И плохо было не от сочувствия к скушанному с его помощью Французову, не от одной вины перед ним.

Был страх.

Даже малюсенькая попытка сунуться в этот мир пальчиком принесла кому-то большие неприятности. А если кто-нибудь, рикошетом, насунет пальчик на Юрочку?

Какое море, какие там дальние страны и жизнь на просторе! Нет, по Сеньке и шапка. Ты видел выпускников — так не выпускайся!

Чтобы отвлечься, он поехал в зоопарк. Зоопарк был привозной, раздраженные переездами звери забивались в углы клеток, и младенцы утомлялись от призывных криков. Пролетарские матери требовали вернуть им деньги: что мы увидели?

Исключение составлял африканский страус. Он замер прямо перед сеткой ограждения, медленно поводя над ней головой. Дескать, кого долбануть? За мной не пропадет. Юрочка встал перед ним, они встретились глазами. Глаза у страуса были черные, обсидиановые. И в них попеременно вспыхивали крошечные молнии. Не страус я, куда мне до тебя с твоими молниями, подумал Юрочка. Подумал с облегчением.

И услышал смех. Вернее, прыскание, прыснула девушка из простых. Когда он оглянулся, она закрыла рот ладонью. Юрочка понял, что со своей худобой, маленькой головой и длинной шеей он казался карикатурой на этого мужественного сына саванны.

Он ободряюще кивнул девушке. Год был трудный, я попросту устал, задергался. Не было этого, ничего не было. Я остаюсь. Вечером он засел за свои конспекты. Делай свое маленькое дело, из маленьких дел, как из ручейков — реки, сливаются большие эстафеты поколений.

Можете не верить, но с тех именно пор Юрочка соответствовал: трудился, писал статьи, читал лекции — и недурно, с юмором; изворотливо не давал себя в обиду и не чуждался легких амуров. Сохатых он не встретил ни разу. Неудивительно. Живя в одном средних размеров городе, они ходили в разные места и в разное время. Писатели и хранители в те годы пересекались крайне редко.

В пятьдесят два года Юрия Сергеевича свалил инсульт. Сказались болезненная полнота, гиподинамия и бытовой алкоголизм. И Арциховская сказала над его гробом: ушел человек, осиротела семья. Осталась недописанной статья…

Юрий Сергеевич лежал в гробу под сводами конференц-зала и будто слушал: будто проверял, все ли необходимое будет сказано и должным ли образом.

Между прочих и прочего кто-то из провожающих частным образом обронил: — У Обноскова был пунктик. Он очень не любил разговаривать по телефону, никогда ни о чем по телефону не договаривался. Дома к телефону всегда подходила его жена, врала, что его нет — что передать?

Другой голос добавил: — Говорят, он с ней познакомился в зоопарке, и она звала его Страусенком.