Тоска по дому - [88]
Теперь он вспомнил Гиди. Я уже знаю, как меняют цвет его глаза, когда это происходит, но не знаю, утешать его, помочь ему выплеснуть воспоминание наружу или сменить тему. Так что я молчу. В такие минуты я думаю, что отношения, возникшие между нами, возможно, не так просты. В конце концов я уеду из Кастеля. А он? Мало того, что у него больше нет Гиди, так и я исчезну? Ладно, хватит самобичевания, думаю я и проскакиваю еще один светофор. Нельзя позволять страху разлуки диктовать нам, что делать.
– Паркуйся здесь, на тротуаре, – предлагает Йотам.
– А не слишком далеко? – удивляюсь я.
– Ближе все давно занято, – отвечает он с уверенностью бывалого болельщика.
Я вспомнил, как однажды ночью отправился с девушкой на берег моря, и настал момент, когда она остановилась, поцеловала меня и потащила под какой-то навес, но что-то в том, как она двигалась, как расстилала под нами полотенце, сказало мне, что она пытается воспроизвести то, что у нее уже было здесь с кем-то другим.
– Отсюда короче, – говорит Йотам, увлекая меня на боковую дорогу, и я подчиняюсь. Нас несет к стадиону волна болельщиков. Вокруг нас флаги, шляпы, шарфы. Все – желто-черные, но все же я ощущаю привычное волнение, как когда-то в окружении красных флагов «Хапоэля».
– Купим семечек? – предлагаю я. Но он хочет фруктового мороженого. Желтого. Ясное дело. Я покупаю Йотаму лимонное, а себе малиновое, по крайней мере, так у меня будет хоть что-то красное, потому что все прочие красные аксессуары остались дома.
Кто-то опробует свою дудку, и толпа возле касс отзывается нестройным «Оле!» У нас билеты уже есть. Я купил их в четверг, чтобы не толкаться у кассы. У входных ворот тоже изрядная давка, поэтому я ставлю Йотама перед собой и обнимаю руками, чтобы защитить. «Какой же он тощий, – думаю я. – Кожа да кости». Мы медленно продвигаемся вперед. Шаг, и встали. Еще шаг, и снова встали. Полицейские после недавних терактов усилили бдительность и тщательно проверяют каждого входящего.
– Да шевелитесь вы, игра вот-вот начнется, – ворчит отец, посадивший на плечи сына.
– Что ты к ним прицепился, они выполняют свою работу, – одергивают его два парня-близнеца, стоящие за нами.
«Интересно, как мы с Йотамом выглядим со стороны? – мелькает у меня. – Как отец и сын? Или как братья?»
Контролер берет у меня два билета и надрывает их. «Немного похоже на то, как сын в день смерти отца надрывает рубашку», – думаю я и прячу билеты поглубже в карман.
Мы входим.
На весь стадион, сотрясая бетонные стены и сердца, гремят песни болельщиков. На нас из ниоткуда проливается дождь конфетти, смывая все мысли. Нет клуба «Рука помощи». Нет Ноа. Нет раздражения. Футбол – это чистый кайф.
Йотам вырывается из моей хватки и бежит вверх по лестнице. Я мчусь за ним, перепрыгивая через ступеньки и беззвучно реву: «Красные идут! Красные идут!»
Это самый потрясающий миг, когда, поднявшись по ступенькам, ты вдруг видишь перед собой зеленое поле, болельщиков, заполнивших трибуны напротив, и разминающихся игроков. Это как в Эйлате, когда ныряешь в море с трубкой и в маске и тебя сразу окружают рыбы и кораллы.
– Наших болельщиков здесь вообще нет, – сказал Амир, останавливаясь рядом со мной. Я приложил палец к губам, напоминая ему, что он на стадионе «Тедди».
– Верно.
Он хлопнул себя ладонью по лбу и шепнул мне на ухо:
– Ты должен быстренько обучить меня парочке ваших песен, чтобы меня не разоблачили.
– Есть песня об Охане, – начал я, пока он вел нас к двум свободным местам посередине трибуны. Перед нами сидел высокий крепкий парень, и Амир попросил его поменяться с товарищем местами, потому что «ребенку», то есть мне, не видно поля. Под трибуной, направляясь к скамейке «Хапоэля», прошел Моше Синай, и болельщики вскочили и принялись осыпать его ругательствами. Амир улыбнулся мне, но я заметил, что он немного раздражен. Затем болельщики развернули огромный флаг, протянув его снизу доверху; каждый из них брался за край полотнища и передавал его сидящим у него за спиной. Под флагом было темно, жарко и ужасно воняло; Амир наклонился ко мне и прошептал:
– Не могу поверить, что я под флагом «Бейтара». В следующий раз пойдем на стадион «Блюмфилд».
– Не проблема, – ответил я, радуясь про себя, что в наших планах уже появился «следующий раз».
Потом началась игра, и все закричали друг другу:
– Садитесь! Садитесь!
Но никто не хотел показаться придурком, который сядет первым, поэтому все продолжали стоять. В первом тайме игроки все время лажали, а судья свистел и раздавал желтые карточки. По воротам никто не бил, если не считать одного углового, который пробил Пишонт, и мяч по ошибке едва не влетел в сетку. Болельщики, горланившие перед началом игры песни, постепенно успокоились, сели и начали лузгать семечки, и только по окончании первого тайма, когда Моше Синай шел под трибунами в раздевалку, снова вскочили на ноги и начали швырять в него пластиковые бутылки и выкрикивать оскорбления.
– Во втором тайме обязательно забьют, – пообещал Амир.
