Тоска по дому - [59]

Неожиданно послышался стук в дверь.

Она смотрит в дверной глазок. Там стоит арабский рабочий. Дышит тяжело, как после пробежки. Лилах испугалась и заплакала. Ноа берет ее на руки и укачивает.

– Кто там? – спрашивает она.

– Я строитель, работаю у Мадмони, – отвечает Саддик и больше не добавляет ни слова. Да и что он может добавить, свое имя, что ли? Какое ей дело до его имени?

Она снова подходит к глазку. И снова смотрит. У него мягкие глаза, у этого работника Мадмони. Седая щетина. И странный пояс, концы которого свисают до земли. Но все равно из-за Лилах и из-за автобуса номер восемнадцать она ему не открывает.

На следующий день Закияны заняли хирургическое отделение больницы «Хадасса». Восемь братьев, плюс их жены, плюс старшие внуки – пришли все и расселись по местам в зоне ожидания. Мужчины присоединились к Менахему для совместной молитвы, женщины тихо беседовали с Джиной и рассказывали ей на ухо про чьего-то двоюродного брата и чьего-то еще племянника, у которых было точно то же, что у Авраама и все кончилось благополучно. Дети носились по коридору и все время клянчили мелочь на чипсы из автомата.

Мы ждали каждый своей очереди, чтобы зайти к Аврааму.

Первыми к нему пошли Джина, Менахем и Шули, жена Оведа, которая раньше работала медсестрой в больнице «Пория», и все считали ее специалистом. Они находились в палате около часа. Когда они выходили, Джина опиралась на Менахема, а Шули взглянула на нас и покрутила пальцем у виска. Не произнеся ни слова, они разделились: Менахем с Джиной, опирающейся на его руку, отправились с сообщением к мужчинам, а Шули подала женщинам знак приблизиться и строгим торжественным тоном произнесла:

– Папука Авраам (Бедный Авраам). Теперь он маджнун. Они влили ему в мозг какие-то вещества, и теперь он несет всякую чушь. Мы вошли к нему. Он не поздоровался. Не узнал нас, и Джину не узнал, только спрашивал все время, известно ли нам, где его сын, где Нисан. Вы знаете, кто такой Нисан?

Женщины послушно закивали, но Шули все равно пояснила:

– Это их первый ребенок, он родился еще до Менахема и умер от болезни по пути в Израиль. И вот вдруг сейчас он о нем вспомнил и только о нем и говорит. В него вселился демон. Папука! Только и твердит: «Где Нисан? Где Нисан? Кто отнял у меня Нисана?»

Шули описала бледное лицо Авраама, его мечтательный взгляд, глубокие морщины на лице, которые, по ее мнению, стали еще глубже. Я тем временем искала глазами Моше и нашла: он стоял сбоку от группы мужчин, и я наблюдала за его реакцией. Я ведь знаю его наизусть: как он закрывает глаза, когда у него что-то болит, как дважды бьет себя по бедру кулаком, когда сердится, как почесывает ухо, когда не знает, что делать. Еще я знала, что, дослушав Менахема, он станет искать глазами меня.

По дороге домой он крепко, обеими руками, сжимал руль. Люди всегда ведут машину осторожно, когда возвращаются из больницы; кроме того, дорога от «Хадассы» до Кастеля узкая, грузовики, выезжающие из карьера, рассыпают на асфальте скользкий песок, и по ночам здесь темно. (Региональному совету хватает средств, чтобы в Мевасерете установить освещение в каждом закоулке, а что творится на главной дороге до Кастеля, их не волнует.) Только около нашего дома он немного успокоился, снял с руля одну руку, положил ее мне на колени и сказал:

– Спасибо.

– За что? – спросила я.

А он, продолжая гладить меня по колену, ответил:

– За все, что ты делала в последние два дня.

Я сказала:

– Ничего особенного я не сделала.

Сворачивая на нашу улицу, он сказал:

– Сделала, не спорь. Неужели тебе всегда надо спорить? – и улыбнулся, потому что я и в самом деле такая.

Мы припарковались за автобусом, Моше выключил фары и включил свет внутри машины. Повернулся ко мне всем телом и спросил, можно ли ему на секунду положить голову мне на колени. Я сказала:

– Конечно, – хотя подумала, что это нехорошо, Ноа ждет уже три часа, а он начал медленно клониться вправо, пока не коснулся шеей моего бедра; я гладила его по голове и молчала, потому что чувствовала, что он хочет что-то сказать, и правда, через минуту он сказал:

– Я не понимаю, как это случилось. Человек ложится на операцию и заболевает хуже, чем до нее.

– Верно, – сказала я.

– Кроме того, почему он вдруг вспомнил о Нисане? – продолжал Моше. – Уже двадцать лет я не слышал этого имени.

– Он очень его любил? Нисана? – спросила я.

И Моше ответил:

– Не знаю. Он никогда о нем не говорил, только однажды мама увидела по телевизору какого-то мальчика и сказала: «Как похож на Нисана». А он сказал: «Ну, вот еще, Нисан был намного красивее».

– И все? Больше он о нем не вспоминал? – Я изобразила на лбу Моше вопросительный знак.

– Нет, – сказал он и продолжил: – Мама говорит, что в папу вселился демон. Поэтому он сейчас и вспомнил о Нисане.

– Демон? – Я с трудом удержалась от смеха.

– Я тоже думаю, что это глупость, – сказал Моше, – но она хочет вызвать какого-то старика, изгоняющего демонов. Он делал это в Курдистане.

– Изгоняющего демонов? – Я была поражена.

– Ты ведь знаешь мою маму, – сказал Моше, – попробуй ей возрази.

– Да, – согласилась я и разгладила Моше правую бровь. Я могла бы посмеяться над Джиной, но не хотела портить момент и сказала только: – Пусть вызывает. В худшем случае он ничем не поможет. Но и не навредит.