Тоска по дому - [35]
Книга года в квартире Амира и Ноа – «Сто лет одиночества». Амир начал читать первым, но книгу захватила Ноа. С тех пор они спорят, полушутя-полусерьезно, чья очередь читать. «Положи книгу, Хосе Аркадио Буэндиа», – говорит Ноа и швыряет в Амира подушку. «Увы, Ремедиос Прекрасная, – отвечает ей Амир, – ты поздно вспомнила». И когда однажды он по телефону сообщает ей из Тель-Авива, что может опоздать, она говорит ему, чтобы поторопился, но в душе радуется. Теперь она может погрузиться в чтение книги, не опасаясь, что ее прервут. И вообще она вынуждена признать, что в последнее время ей гораздо лучше, когда его нет дома. Она может спокойно сесть за свой световой стол. Часами просматривать и отбирать негативы. Она может просто отдыхать и размышлять над своими идеями, не беспокоясь, что сзади в самую неподходящую минуту появится он. И все загубит.
У Лирона книга года – а возможно, двух последних лет, – «Атлантида, царство под водой». Снова и снова Моше осторожно предлагает ему: «Может быть, сегодня попробуем почитать другую книгу?» Но Лирон, душой привязавшийся к Атлантиде, не уступит так просто. С сияющими от возбуждения глазами, как будто в первый раз, он слушает Моше, который читает ему о потерянном царстве. О чудовищах, изрыгающих такой горячий огонь, что даже вода не может погасить его. О рыцарях, разговаривающих между собой в глубинах моря, – и пузырьки не срываются с их губ. О левиафанах, обитающих в затонувших кораблях. И еще. И еще. Даже малышка Лилах в своей колыбели слушает о подводных приключениях. Не ясно, понимает ли она что-нибудь, но глазки у нее закрываются. А мама Сима, в свою очередь, наслаждается редкими минутами отдыха. Из гостиной она смотрит на Моше и детей и, вопреки своему желанию, переполняется теплыми чувствами. Нелегко злиться на такого отца, выступать против него открытым фронтом. С другой стороны, – она не дает себе размягчиться, – вопрос с детским садом принципиальный, он определит будущее Лирона. Нужно бороться до конца, нельзя потерпеть поражение.
Родители Йотама не думают о будущем. Для них будущее не имеет смысла, как очки, которые набирают участники телепередачи «Чья строка?». Каждый вечер перед сном мама Йотама молится о том, чтобы проснуться утром и обнаружить, что ничего этого не было. Как же она может думать о будущем? Или о настоящем? До случившегося они гуляли по субботам со своими друзьями, семьей Хадас. До случившегося она брала отца Йотама по вторникам на вечера танцев шестидесятых в общинном центре. Теперь он жалкий. Убогий. Погруженный в свои мысли. Оживает, лишь когда звонят из газеты. Или из этого треклятого форума за мир и безопасность. А она? Ей с трудом удается передвинуть себя с места на место, прожить день. Ведь когда-то она была книжным червем. В книжном магазине «Иордан», в торговом центре, хранят для нее отобранные книги. А она теперь не может прочитать больше двух-трех фраз. Она пытается, надевает очки, каждый абзац читает дважды. Но смысл прочитанного ускользает от нее. Как тень.
У Мадмони тоже читают не много. Иногда Наим приносит с собой газету. Еврейскую. Саддик уже знает, что не стоит читать первую страницу. Это вызывает у него зуд. С тех пор как не стало Ицхака Рабина, кажется, что все разваливается. (Вот горькая ирония судьбы: евреи всегда говорили, что нельзя заключать мир с арабскими странами, потому что слишком многое зависит от одного диктатора, который может внезапно исчезнуть.) Итак, Саддик от первых страниц переходит к спортивным новостям. Ищет результаты игр английской футбольной лиги. В частности его любимой команды «Ливерпуль».
И разглядывает поверх газеты дом напротив.
Я поднялся по пандусу, который соорудил Амин, намереваясь спокойно почитать спортивные новости, когда вдруг увидел дверь. Раньше я ее не замечал, но теперь, когда стройка поднялась на достаточную высоту и я оказался на уровне электрических проводов, увидел внизу, в просветах между древесными ветвями, эту дверь. Дверь была тяжелая, железная, с декоративным орнаментом по бокам. Точно такая, какой я ее запомнил. У нас эта дверь была входной, разумеется. У евреев, которые живут напротив Мадмони, она стала задней дверью, ведущей в никуда. Я хлопнул себя ладонью по лбу: как же я мог не подумать об этом? Я запомнил дом с одной стороны, но, разглядывая его в последние месяцы, видел его с другой. Потому-то и не мог решить. Я чуть с пандуса не упал от волнения, что наконец все понял, и слава богу, что не свалился на землю, потому что страховки у нас нет. Ухватившись за один из прутьев арматуры, я вытер лоб рубашкой и посмотрел на дом и на улицу. Попытался представить себе, как выглядит дом, когда смотришь на него с противоположной стороны. И, когда я подался вперед, чтобы лучше видеть, заметил старушку-еврейку, ту, что живет в этом доме, – она шла по улице с пластиковыми пакетами. Недолго думая, я прыгаю на землю, протискиваюсь через бетонные опоры, пересекаю улицу и бегу к старушке. Я хотел попросить ее, чтобы она впустила меня только на минутку, посмотреть, что там внутри, убедиться, что я не ошибся, но она испугалась моего внезапного появления и уронила свои пакеты на тротуар.
