Тоска по дому - [110]

Здесь, в Тель-Авиве, безопасно. Пресно. Плоско. Вот уже неделю я брожу с фотокамерой по улицам и ищу хоть что-нибудь, способное пробудить во мне ощущение желтого перца. И ничего не нахожу.

(Амир сказал бы: «Возможно, ты ищешь не в тех местах».)

Вчера, возвращаясь с одной из своих бесплодных прогулок, возле дома я встретила того парня с балкона.

– Привет, – сказал он мне нарочито развязным тоном.

«Мы едва знакомы, – подумала я. – С какой стати он так со мной разговаривает?»

– Привет, – ответила я на той же волне, сама себе удивившись.

– Фотографировала? – спросил он, указывая на камеру.

– Нет, не нашла ничего интересного, – призналась я и повернулась уходить.

– А вспышка у тебя есть? – неожиданно спросил он другим, уже нормальным тоном.

– Конечно, есть. А тебе зачем?

– Если есть, могу сводить тебя сегодня ночью в интересное место.

– Слушай… – Я уже подбирала предлог для отказа, но вдруг подумала: «А почему бы и нет? Может, мне, чтобы постичь этот город, не хватает как раз хорошего гида?». А парень с балкона при свете дня выглядел вполне симпатичным. Что-то в его осанке говорило: «Мне можно доверять». И он был слишком маленького роста, чтобы я им увлеклась, – еще один плюс. Кроме того, сколько можно сидеть в квартире тети Рути и листать альбомы?

– Ладно, – сказала я. – В котором часу?

– Я крикну тебе с балкона около часа.

– Часа ночи?

– Но не дня же? С какой планеты ты сюда свалилась?

«С планеты Кастель», – хотела ответить я. Но не стала.

После нашего почти поцелуя Сима больше ко мне не приходила. Испугалась. И стук в дверь не был похож на деликатное постукивание Йотама. «Может, это Ноа?» – подумал я. Надел брюки и рубашку и с бьющимся сердцем пошел открывать. Передо мной стояла девушка с кастрюлей в руках.

– Ты Амир? – спросила она, озираясь.

– Да, – ответил я.

– Мама приготовила для тебя, – и девушка протянула мне кастрюлю.

– Твоя мама? – спросил я. – А кто… Кто твоя мама?

– Ахува Амеди, – переступая с ноги на ногу, ответила девушка. – Мы живем на улице Безымянного Героя, сорок три. Первый дом перед поворотом. Ты что, не хочешь? Это кубэ метфуния. Очень вкусные. Мама обидится, если не возьмешь.

– Возьму, конечно, спасибо, – заикаясь, пробормотал я и принял кастрюлю из ее рук. Ручки были еще горячими.

– Что ты стоишь в дверях? – сказал я. – Заходи.

Она вошла и остановилась посреди гостиной. У нее было такое выражение лица, как будто она что-то слышала об этой квартире и теперь сравнивала увиденное со своими ожиданиями.

– Скажи, а с чего вдруг твоя мама прислала мне это? – спросил я, вернувшись из кухни, где убрал кастрюлю в холодильник. Девушка покраснела и улыбнулась, словно мой вопрос показался ей нелепым.

– Мы подумали… – начала она, поняв, что я и в самом деле хочу получить ответ. – …То есть моя мама подумала, что тебе, наверное, нечего есть, потому что…

– Потому что – что? – не отставал я, уже снедаемый демоном подозрения.

– Потому что… – Девушка закатила глаза. – Потому что в доме нет женщины, – наконец выдала она и со вздохом облегчения села на диван.

На следующий день у моих дверей появилась еще одна девушка, с другим видом кубэ. Кто пустил слух о том, что я одинокий бобыль? Мне это было удивительно. Сима? Моше? Неизвестно. Во всяком случае, постепенно я убедился, что видов кубэ существует гораздо больше, чем я предполагал: красные кубэ метфуния – с томатной пастой, бамией, петрушкой и лимоном, придающим блюду кислинку; желтые кубэ меслу́ха – с куркумой и кабачками; зеленые кубэ хамуста, которые кладут в суп вместе со свекольными листьями, репой и кабачками. Кубэ-хамо имеет форму летающей тарелки, их тоже кладут в суп и едят с луком и хумусом. И самые вкусные, по крайней мере для меня: кубэ навелосия, жаренные с луком и рубленым мясом. Съедаешь штук пять или шесть и готов есть еще.

Кубэ всегда приносили девушки. И каждую из них посылала «мама». Я не сразу понял, что это парад кандидаток на замену Ноа. Все делалось очень тактично, с тонким намеком. Девушки не предлагали себя явно, но все они были слишком нарядно одеты для короткой прогулки по кварталу. Большинство из них не забывали накраситься, а одна или две даже надушились. Подростковыми духами. Через два-три дня они возвращались забрать пустую кастрюлю. Кастрюль скопилось так много, что я в них путался, и им приходилось идти на кухню и искать свою среди других. Потом они садились в гостиной, кратко отвечали на мои вопросы, с любопытством разглядывали стены и через пару минут убегали.

Только с одной у нас завязалась долгая беседа. Она служила в армии и была дома в отпуске. У нее был искренний взгляд, и мой заданный наугад вопрос о том, как ей служится на закрытой военной базе, попал в точку. Она рассказала, что у них на базе есть группа девушек, которые все время над чем-то смеются, а она не понимает, над чем. Из-за того, что она держится на отшибе, ей достаются худшие дежурства. Но это не самое страшное. Хуже то, что другие девушки знают, что могут вытирать об нее ноги, потому что она одна. Ей не у кого попросить шампунь, если свой закончится. А когда она приезжает домой в отпуск, никого не волнует, что она устала, и мать загружает ее стиркой, уборкой, готовкой…