Тополь цветет - [60]

Потом отпускало — или окликал кто из ехавших в автобусе, или отвлекал разговор. А когда открывался притушенный туманом и мокротой клин Холстов, упиравший в реку, она взглядом пробегала по задам, вплоть до своего дома — Степан часто возвращался задами.

Сойдя с автобуса, шла, не глядя на окна.

У дома Воронковых несколько женщин ожидали, наверное, Катерину Воронкову. Татьяна и поздоровалась, не глядя.

— Таня, прибавили коровы молока-то? — спросила Нина Свиридова, вероятно, чтобы только что-нибудь спросить. Татьяна уже замечала, что при встрече с ней люди торопились задать какой-нибудь вопрос, часто невпопад и не к месту.

— Прибавили, — односложно ответила она, но все-таки остановилась. — Ну, как же, отел начался.

— Вы что же, сами и принимаете?

— В родильное отводим. Там отпоят сколько-то… теленочка… и обратно ведут. Сейчас пятьдесят коров в запуске, отделили их.

— Да постой с нами, куда бежишь-то.

— Печка не топлена, аксельраты мои небось из школы пришли.

— Да уж, как бы не натворили чего — такие теперь шишки.

Татьяна бледно улыбнулась одними глазами, вспомнив про сегодняшний спор в родильном отделении, как назвать теленка: Шишечкой или Елочкой? Ее мнение победило: Аксельраткой назвали. Такая лобастенькая, длинноногая телушка.

— А вы куда собрались? — спросила она.

— К Алевтине. В отпуск провожаем.

— Куда же это она уезжает? — дернула губами Татьяна, вспомнив, что три дня не встречала Алевтину — та уже в другом звене доила.

— Да никуда, дома будет. Юрий твой у нее поросенка сегодня резал.

Она помолчала, глядя в свой конец. Вздохнула:

— Месяц только и выдержал. Опять выдернула. Думала, он после смерти отца переменится. Видно — нет уж.

— Мы сегодня в Редькино в магазин ездили, — заступилась за Алевтину Мария Артемьевна, — идем, а Селиванов стоит — при ремнях и все такое. Ну, Алевтина поздоровалась и давай ему вычитывать, зачем Митьке Пыркину ничего не делают. А его уже увезли. Аля говорит, — верно, дело подсудное, и нарушение правил было у него, без стекла ездил. И Татьяне даже обидно.

— А это не ее совсем дело.

— Ну, может быть, не знаю ваших делов.

— Никаких у нас с ней делов нету. — Татьяна повернулась и быстро зашагала по мокрой траве.

Чего только не выпало за этот год на долю Алевтины. В полеводческой бригаде работала до последнего: она и картошку накрывала соломой — сложили по всему Сапуновскому полю, от моста до деревни в бурты, покрыли соломой, сделали продухи — трубы вставили — второй год проделывают так. А потом всех, кто работал в полеводстве, определили на фермы — кого скотником, кого дояром, кого кормачом — всем место нашлось. У Татьяны напарница ногу сломала («Вот влистила!»), пришлось Алевтине в паре с Татьяной какое-то время работать. Еле отделалась. Поговаривали, завфермой имела особую цель — отрегулировать отношения. Да ладно, Алевтина не против.

Ей ровно бы все шло на пользу: щеки пылали румянцем, и не похудела нисколько, и походка оставалась упругою. Последнее время, правда, засыпала в ту же минуту, как прикасалась к подушке… С осенью навалилось домашних забот пропасть: убрать огород, разобраться с дровами, испилить-исколоть да еще сложить — и все сама. Уж не говоря о скотине. Женька уехала в Чехово, привыкает в официантках. И ей тоже надо было кое-чего справить. Юрий переживал смерть отца — Алевтина ему не мешала.

Когда посулили отпуск, обрадовалась: в Москву съездит, к Женечке в Чехово, посмотрит, как устроена. Она и не знала, до какой степени привязана к девчонке — письма от нее ждала, будто от любезного, а получив, переживала до слез, по пять раз перечитывала. Возвращаясь с работы, в тишину и холод дома, не знала, куда бросаться: печку ли топить, кур ли, скотину ли кормить-поить.

Она уже поняла, что телку зря растит. На дочку рассчитывала, но если Женька не будет в деревне, зачем ей корова одной-то? Возня с покосом, с сеном, от людей зависимость. И молоко зимой нужно возить сдавать — все в одни руки. А так взяла у кого-нибудь себе и кошке пол-литра на день — и хватит. Вот ежели Женечка выйдет замуж, пойдут внуки — тогда видно будет. А пока телку на ферму сдаст, вытянет килограммов триста — рублей пятьсот семьдесят получит.

Двор был наполовину покрыт потолком — стойла, курятники, — еще Федор удобно обстроил все, и сено закладывали не на избу, а наверх во дворе.

Алевтина как съехала вниз с охапкой сена, так и остановилась посреди двора, удивившись мыслям о внуках, о Женечке, о том, сколько вытянет телка, и тому, что уже первый декабрь подошел. А как же Юрий? Значит, все это время без него обходилось?.. Вроде и думала постоянно, а вроде и в мыслях не держала — свободно жила. Летом смотрела по телевизору запуск космического корабля — космонавты в скафандрах, готовые вот-вот уйти в темное, непонятное, поразили ее отринутостью от людей, от всего земного. Тогда же подумала, что и она закована в скафандр — в свою любовь: что бы ни делала, куда бы ни ходила, с кем бы ни общалась, все жило само по себе, там где-то, а она с ее чувством к Юрию, с их любовью, смешной и безутешной — сама по себе, совсем, совсем отдельно. Впрочем, давно уже их отношения не казались ей ни странными, ни противоестественными.