Тоня Глиммердал - [38]
Гунвальд понимает, что если он не хочет лишиться крестницы, то должен взять себя в руки и сейчас ответить прямо. Он делает глубокий вдох, кладет высохшие ладони на колени и говорит:
— Я был очень зол на Анну Циммерман. Сперва она привезла мне Хейди и бросила ее на меня, даже меня не спросив. Хорошо. Я вырастил Хейди, я полюбил ее. Потом приехала Анна и увезла ее, снова меня не спросив. И Хейди поехала с ней. Она бросила меня!
На Гунвальде нет лица.
— Дети ни в чем не виноваты, — говорит Тоня безжалостно.
— Да, я знаю, — отвечает Гунвальд.
— Хейди мечтала вернуться домой всю свою жизнь. Это ты не хотел, чтобы она приехала сюда.
— Нет, я хотел!!!
— А почему тогда не звонил? — теперь Тоня переходит на крик.
Гунвальд теребит стриженые волосы. Они слишком короткие.
— Тоня, ты не понимаешь, как это было. Я мучился все эти годы, стараясь забыть о ее существовании, потому что…
— Нельзя так думать! — кричит Тоня. — Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой потому, что случилось что-нибудь глупое или плохое!
Гунвальд отворачивается к окну. Когда он поворачивает голову обратно, в глазах стоят слезы.
Тоне так его жалко! И Хейди жалко. И она представляет себе ужасно противную огромную ведьму — эту Анну Циммерман. Как она посмела разрушить то, от чего всем было столько радости и счастья?
Тоня встает и вытирает Гунвальду мокрые следы на щеках.
— Здесь тебя хорошо бреют, — говорит Тоня. — Ты выглядишь почти как нормальный человек.
— Господи, — стонет Гунвальд, — и это вместо того, чтобы жить себе в Глиммердале и никогда не бриться.
— Закрой глаза, — командует Тоня.
А сама расписывает, как сейчас всё выглядит в Глиммердале. Почки уже налились цветом, и елки вкусно запахли свежестью. И поля тоже. Тоня описывает, как пахнет молодая трава, если лечь пузом на землю, уткнуться носом в народившуюся траву и втянуть в себя молодой травяной дух. И горы, рассказывает Тоня, каждый день сбрасывают с себя понемногу снега, но его всё еще полно, так что когда ее тетки приедут на Пасху, они еще походят на лыжах. Если заберутся повыше в горы, конечно. Но их-то подгонять не надо. Салли прожужжала всем уши своими крокусами, в голове от них уже короткое замыкание, и если кто-то долечивается в городе и этого не слышит, ему, считай, повезло. Но на каменном крылечке своего дома Гунвальд сможет сидеть, как только вернется. Солнышко уже прогревает ступеньки настолько, что днем попа от них не мерзнет. На дорогах снег стаял совсем. Но их развезло. А сухой только мост, но он посыпан гравием, и когда едешь на велосипеде, то оскальзываешься.
— А река бурлит, — говорит Тоня. — Знаешь, да?
Еще бы Гунвальду не знать! Он только вздыхает, сидя с закрытыми глазами.
— Тоня, можешь привезти мою скрипку, когда снова приедешь? Если это будет скоро, — добавляет он.
— Скоро, — отвечает Тоня и протягивает ему руку, — уговор.
Гунвальд легонько пожимает ее. Ему надо кое-что спросить. Тоня ждет. Гунвальд молчит.
— Ну спрашивай уже, лысый друг, — говорит она наконец.
Гунвальд задерживает дыхание.
— А Хейди правда хотелось вернуться домой?
Только теперь до Тони доходит, что Гунвальд всё еще не верит в это. Тоня снова садится на стул и в упор смотрит на своего исхудавшего и обкорнанного друга.
— Да, — говорит Тоня серьезно. — Она скучала каждый день, Гунвальд. Скучала до боли в животе.
Музыка
У Глиммердала есть своя мелодия. Ты услышишь ее, если хорошенько прислушаешься. Это гул реки. Дуновение ветра, от которого шелестит листва и вздыхают горы.
И пение птиц. Иногда, если тебе повезет, к этим звукам добавляются и другие: песни рыжеволосой девчонки или скрипка старого тролля.
Если ты попадешь в число редких счастливчиков, то, может быть, услышишь и волшебную музыку — не похожую ни на какую другую.
— Красивая у тебя мама, — говорит Хейди.
Они с Тоней держат путь в сторону сетера Глиммердал. Тоня улыбается. Она любит, когда о маме говорят хорошо. Не так часто удается это услышать. Многие считают, что мама могла бы не так много заботиться об уровне моря в Гренландии.
— А твоя? — спрашивает Тоня.
Хейди усмехается:
— Моя умела играть на скрипке.
— Ты ее любила? — спрашивает Тоня.
— А кто не любит маму? — отвечает Хейди. — Но я сильно злилась на нее.
— И Гунвальд тоже, — говорит Тоня.
Странно, что мы куда-то идем, думает Тоня. Она пришла сказать Хейди, что Гунвальд просит свою скрипку. Но Хейди не отдала ей инструмент, а положила его в футляр и сунула в свой рыжий рюкзак. А потом велела Тоне сходить домой и переобуться в башмаки покрепче.
— Мне надо показать тебе что-то, — сказала она.
Ну и вот теперь они шагают в сторону сетера со скрипкой в рюкзаке.
— Как я жду Пасху! — курлычет Тоня, пританцовывая вокруг Хейди.
Тогда Гунвальд вернется домой, и приедут Уле, Брур и их мама с Гиттой. У Гунвальда будет полон дом. Тоне интересно, как Хейди понравятся Уле и Брур. Вообще-то Уле она уже видела — когда они хотели увести собаку. Но как раз об этом Тоне не хочется вспоминать. Она убегает по тропке вперед.
Не может быть в мире места лучше сетера Глиммердал, Тоня в этом уверена.
