Тоня Глиммердал - [21]
— Но ты говорил, что Анна Циммерман умерла!
Тоня ничегошеньки не понимает.
— Сколько можно талдычить о смерти! — рявкает Гунвальд.
Он не собирается ничего объяснять. Просто берет Тоню за руку и говорит:
— Тоня, это последняя просьба старика.
— Что бы ты без меня делал! — бросает Тоня и, не дожидаясь ответа, прячет письмо в карман куртки.
Через три дня, вечером, когда Гунвальд, к своему изумлению, как миленький очнулся после операции, немецкий почтальон подошел к красивому старинному немецкому особняку и просунул письмо в прорезь почтового ящика. С той стороны письмо аккуратно взяли в руки. И прочитали много, много, много раз. И тот, кто читал письмо, задумчиво смотрел в большое старинное окно.
Журчащим весенним днем, спустя неделю после того, как Гунвальда прооперировали, высокая женщина с оранжевым рюкзаком и огромной псиной на поводке сошла на пристани на берег. Она спустилась по трапу и замерла на месте. Весенний ветер Глиммердала пахнул ей в нос, она зажмурилась и сильнее сжала поводок. Ее лицо на миг смягчилось. Но только на миг. И тут же снова посуровело. Равняясь на хозяйку, собака залаяла на воробьев, забившихся под стол-мороженник[10].
Женщина двинулась вверх по узкой дорожке, разбрызгивая во все стороны снежную кашу. Она прошла мимо киоска, магазина и парикмахерской. В дверях стоял Тео, но нет, он не стал спрашивать, не хочет ли женщина постричься. Тео никогда не видел таких лохматых всклокоченных женщин, ни разу в жизни. Он промолчал. Только маленький пудель Метисса у него в ногах заскулила от ужаса перед огромным волкодавом.
За занавесками в каждом из немногих домов вдоль дороги, по которой шла женщина великанского роста, о ней шептались и судачили. Никто не видел ее раньше. Наверно, приехала в кемпинг Хагена, думали люди. А собака? В кемпинге запрещено почти всё, с собаками туда тоже не пускают. Так что она, скорей всего, получит от ворот поворот и отправится назад вечерним кораблем.
— Вот это великанша!
— А волосы?! Сроду такого не видел!
— А псина! Не приведи Бог встретить эту парочку в темном месте поздним вечером…
Так перешептывались за всеми занавесками. А дама с собакой знай топают через всю деревню, проходят дом Петера и его мамы и наконец оказываются перед кемпингом Хагена. Они у цели, верно ведь? Вовсе нет. Великанша и волкодав решительно проходят мимо. Они даже не смотрят в сторону кемпинга Хагена. Размеренным уверенным шагом они уходят дальше вглубь Глиммердала, пересекают насквозь сказочный лес и минуют домик Салли.
Что они делают дальше, никто в целом мире не видит. Папа как раз сегодня увез Салли в аптеку в Барквику. Гунвальд в больнице. А Тоня? Тоня далеко от Глиммердала — она сидит у Гунвальда на кухне, погрузившись в зеленую книгу о Хейди.
Тоня читает почти не дыша, потому что теперь эта дурацкая тетушка Дет вдруг решила забрать Хейди у дедушки. Когда они так полюбили друг дружку и живут душа в душу! А эта гадина Дет явилась на сетер и попросту умыкнула Хейди! Дедушка был вне себя от ярости. «Забери ее, сломай ей жизнь, и чтоб глаза мои ее больше не видели!» — кричал вдогонку Дет, когда она увозила малышку Хейди. Бедная, бедная Хейди и бедный дедушка! Тоня так зла на эту тетушку Дет, что у нее прямо в животе клокочет.
Хейди отправляют в город Франкфурт, читает Тоня. Она будет служить подружкой для игр одной девочке в инвалидном кресле, в страшно богатой семье.
— Франкфурт, — бормочет Тоня. Где-то она уже слышала это слово. Тоня читает дальше, но вдруг вспоминает: она видела его в адресе на письме, которое Гунвальд попросил отправить! Там было написано «Франкфурт». Тоня морщит брови и задумчиво проводит рукой по зеленой обложке. Почему Гунвальд держит в доме эту книгу, вообще-то говоря?
Клара, эта богатая девочка в инвалидном кресле, оказалась очень милой. Хейди была самым большим счастьем ее жизни, потому что с появлением Хейди старый чопорный особняк во Франкфурте вдруг ожил. Хейди, которая только спустилась с гор и вообще привыкла спать в сене и дурачиться с козами, не умеет вести себя прилично, как принято в знатном доме. Поэтому она всё время попадает в смешные и нелепые переделки на потеху Кларе и слугам. Но строгая-престрогая фрёкен Роттенмейер не находит эти происшествия смешными. Она такая суровая, что у Тони прямо мурашки по телу. Фрёкен Роттенмейер считает, что Хейди позорит их благородный дом. А несчастная Хейди так тоскует по своему дедушке и своим горам! Она даже есть от горя не может. Но боится сказать об этом, потому что бедняжка Клара может расстроиться, что она не хочет с ней больше играть, и заболеть от расстройства еще сильнее.
Но потом Хейди все-таки не выдерживает. Она должна увидеть свои горы, и всё тут! Если она поднимется на самую высокую башню Франкфурта, то наверняка увидит горы, правда же? Хейди без спросу уходит в город, и там один мальчик помогает ей найти дорогу к собору, а служитель наверху поднимает ее еще выше, чтобы ей было видно далеко-далеко за пределы Франкфурта. И тут Хейди переживает такое разочарование, что Тоня, сидящая на кухне Гунвальда в долине Глиммердал, едва не плачет. Хейди не видит своих гор даже с высоты башни! Насколько хватает глаз, кругом только бесконечные крыши. Неужели бывают такие огромные города? Ужас, какой одинокой и всеми покинутой, должно быть, чувствует себя Хейди.
