Тонкий шов - [7]
— Спаси и сохрани вас господь, — сказал он. Он по-другому это сказал, отметил про себя мальчик, чем говорит мистер Уиллис в воскресной школе, когда дает благословение. Зато незнакомец сказал это от души.
Мальчик был еще на середине рассказа, когда в дом вошли отец и его спутник.
— Что нового? — спросила мать опасным голосом, который ее сын хорошо изучил.
— Это мистер Форсайт, — представил отец своего спутника. — Он ищет работу.
— Неужели? — спросила она.
— Я пригласил его закусить с нами, — сказал отец, аккуратно опуская кружку на большой обеденный стол.
— Еще ничего не готово. И на такую ораву не хватит.
Подхватив свою кепку, незнакомец двинулся к двери.
— Я, пожалуй…
— Ты, пожалуйста, садись, — сказал отец тоже опасным голосом. Он отобрал у незнакомца его кепку и повесил ее на гвоздик за дверью. — Намажь, мать, ему пару кусков хлеба.
— Я вообще-то спешу. Мне еще надо приткнуться в какую-нибудь ночлежку в Барни.
— В ночлежку! — фыркнула мать, клочком газеты застилая тумбочку у окна.
— Может, лучше скатерть?
— Не валяй дурака, — сказала она и унеслась на кухню. Отец взял кружку и перенес ее на тумбочку.
— Присаживайся, — пригласил он.
— Может, не надо?
— Наплюй. Бери кружку. В горле-то небось пересохло. Ты прости: она хоть и брехливая, зато не кусается. Сердце у нее доброе, она только снаружи такая.
— Это видно.
— Нет, правда, она хорошая баба. Но что-то в его голосе заставило мальчика пожалеть отца. Мать стремительно вошла в комнату и поставила перед незнакомцем тарелку с хлебом и маленьким куском сыра.
— Это что такое? — темнея лицом, спросил отец. — Это что за отруби? Тогда сыру дай по-человечески.
— Я сделала на свой вкус. А хлеб домашний.
Но даже мальчик видел: что-то не так. Каждый кусок незнакомец проглатывал через силу, а потом тщательно прополаскивал рот пивом.
— Как, ничего?
— Роскошно.
— Ну, если тут все, то я пойду к себе на кухню.
— Ему еще нужна луковица. Выбери покрупнее, из наших. Ты с уксусом ешь?
— Нет, безо всего.
Вызывающе вздернув подбородок, мать вышла из комнаты. Ждали ее молча. Она принесла луковицу, нож, соль и перец.
— Благодарю, — со старомодной учтивостью сказал незнакомец.
— На здоровье.
С помощью луковицы проглоченный хлеб с маслом утолкался вроде бы окончательно. Незнакомец быстро завершил свой обед. Потом встал. Почему-то он казался смущенным.
— Спасибо, хозяин. Спасибо, хозяйка. Очень вам признателен. Мне пора.
И он ушел.
— Неплохая компания, — сказала мать. — С бродягами связался.
— Человек за тебя проливал кровь, погибал.
Смешно, подумал мальчик. Ведь он живой, этот человек. Как он мог проливать кровь и даже погибать?
— А мне плевать. Все они одинаковые, шантрапа чертова. Если бы они в самом деле хотели работать, они бы давно пристроились к месту.
— Он вроде меня. У него хорошая специальность. Он бы из кожи вон лез, если бы ему дали работу.
— Скажи спасибо, что я за тобой приглядываю. Тебя же любой вокруг пальца обведет, любой. Я его сразу раскусила. Я знаю, как обращаться с этой публикой.
Отец внимательно посмотрел на нее и ушел на кухню. Вернувшись, он кинул на стол распечатанную пачку маргарина.
— К примеру, кормить их маргарином, да?
— А что тут такого? — Она смело выдержала его взгляд. — Я ему хорошо намазала.
— Эх, мать! Ты хоть понимаешь, что ты сделала?
Еще слова не отзвучали, а мальчик зажмурился и молча заклинал отца не продолжать. Он знал, чем обязан незнакомцу и что должен был сказать отец, но он молился, чтобы тот не выдавал его. С матерью шутки плохи, она на расправу крутая.
— Я-то понимаю, я из ума еще не выжила! Надо быть слепым, чтобы не увидеть, какой это фрукт. Рвань и бездельник.
— Ну, нам лучше знать. Правда, шпингалет?
У мальчика сильнее, чем там, на поле, заколотилось сердце. Во рту у него пересохло, язык прилип к гортани. Он заглянул в глубокую, кисло пахнущую кружку.
— Смотри, пап! Тут еще осталось пиво. Хочешь, я догоню его?
Отец взглянул на него невидящими глазами.
— Нет, сынок, не надо. Это так, опивки. Не бери в голову. Наморщив нос, мать держала кружку в вытянутой руке.
— Вымыть надо поскорее, а потом сбегаешь и отдашь швейцару.
После мойки кружка сверкала, словно хрустальная. Когда он ее отдавал, на ней не было ни пятнышка от пива, которое так кисло пахнет. А вот лицо того бродяги никогда не сотрется из его памяти.
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ЛЭМБЕРТУ
— В общем, так, — сказал Джо, — это старичье нам надоело. Пора им и честь знать. Они же ни во что не вникают. Мы считаем, сейчас неплохо устроить хорошую чистку.
— Понятно, — в раздумье сказал Ланарк. Он, кажется, представлял, что последует дальше. Но готового решения у него не было. Нужно еще подумать, а времени на это, он чувствовал, ему не дадут. Стало быть, нужно думать быстро, а быстро думать он не привык.
— Слушай, — сказал Джо. — Мы уже все обговорили. Поддержка обеспечена. Мы подобрали своих людей. В председатели хотим предложить Крастера…
— Достойный человек, — сказал Ланарк, чувствуя облегчение.
— Точно, — сказал Джо. — Теперь Оутс. С ним порядок, он свой. Пусть остается, будет казначеем. Зато делегатом мы думаем предложить Гарри Джордана. Так что почистим комитет как следует.
