Тонкий шов - [6]

Он прошел половину пути, когда, не глядя, почувствовал, что бык поднял голову и с интересом рассматривает его. Это очень трудно — не глядеть в ту сторону, но еще труднее идти ровным шагом, как его учили. Он изо всех сил старался держать взглядом желтые пятна лютиков, росших из травы готовыми букетами, и начинавшиеся за ними лопухи, буйствовавшие уже до самой изгороди. Все-таки он не выдержал и украдкой глянул через плечо. А там вот что: опустив голову, бык переступал с ноги на ногу и всхрапывал. Этот бычий сап он услышал даже сквозь грохот собственного сердца и на минуту оцепенел от ужаса. И тут донесся голос отца:

— Иди спокойно, сынок, и, ради Христа, не оглядывайся.

До отца была сотня миль, с ним там кто-то еще. Даже издалека он разглядел отцово лицо, черное от угольной пыли и блестевшее от пота. Отец сорвал с головы кепку и вышел на луг. Радость захлестнула мальчика. Он сделал шаг и пошел медленно. Но почему-то отец уходил в сторону от него, и он в растерянности остановился.

— Иди прямо к приступку, — крикнул отец. — Только медленно! Медленно! А сам, размахивая кепкой, побежал.

— Эй! — крикнул он быку. — Сюда, ко мне! — и потряс своим большим красным платком. Мальчика подмывало кинуться к отцу, но там был бык, и он с острым чувством стыда понял, что больше всего на свете боится этого быка, что этот страх пересилил даже любовь к отцу.

Через лопухи к нему бежал незнакомый человек. Казалось, он никогда не добежит до него. Мальчик навсегда запомнит, какая странная тишина вдруг повисла над полем. На весь мир бухало его сердце, к нему мчался кто-то высокий, в лохмотьях, по ногам больно хлестала высокая трава, где-то далеко кричал отец, отвлекая быка, и вот уже высокий незнакомец подхватывает его на руки. Сверху он успел еще раз увидеть отца: тот несся быстрее ветра — под самым носом у быка. Потом его, словно тючок, перевалили через изгородь и, оттолкнувшись о приступок, следом легко перемахнул через ограду незнакомец.

— Порядок, — тяжело дыша, сказал он. — Он его обморочил. Отец махал им уже с дороги, а бык бесновался за оградой от нерастраченной ярости и обиды.

Вытирая платком лицо, к ним на террикон тяжело взошел отец.

— Быстро у тебя голова работает, — сказал незнакомец.

— Приходится, — буркнул отец. — Бестолочь! Тебе сколько раз говорили!

— Прости, пап.

К счастью, отец отвлекся на незнакомца.

— Один бог знает, что бы мы без тебя делали.

— Да то же самое и делали бы. Он бы шел себе и шел потихоньку, как было сказано.

Его взгляд остановился на туго сжатом кулачке.

— Прости за любопытство: что у тебя там, малец?

— Глупость какая-нибудь. Он, словно барахольщик, подбирает что попало.

А мальчик только сейчас вспомнил о своем трофее и разжал кулак.

— Черт побери, это божья коровка!

— Что я тебе говорил?

— Отпусти ее.

— Может, она принесет мне счастье.

Он взял букашку и посадил себе на руку. Коровка выпустила прозрачные крылышки и улетела. Потом откуда-то вывернулась и снова села ему на руку.

— Видал, малец? Значит, денек у меня будет удачный.

Он осторожно перенес букашку на травинку. Потом поднялся с земли и сверху посмотрел на отца с сыном. Хотя одет он был в страшную рванину, стоял он прямо как господь бог.

— Мне пора.

У мальчика мучительно сжалось сердце.

— Куда ты сейчас? — спросил отец.

— В Барни, там и переночую.

— Может, перекусишь с нами? Сытый желудок веселее носить.

Незнакомец помотал головой.

— Я не любитель ловить людей на добром слове. И время поджимает.

— Говори что хочешь, но мы тебя голодным не отпустим. И давай не спорить.

Незнакомец еще раз взглянул на отца.

— Я серьезно говорю.

— От куска хлеба с сыром, я, конечно, не откажусь, — уступил тот, — и от луковички, если не жалко.

— Разоримся и на луковичку. У тебя какая специальность?

— Слесарь, токарь. Только это когда было, еще до войны. Женился — и сразу в окопы. А когда вернулся, определили стажером и через год с месяцем уволили.

— Героев мы уважаем.

— На жизнь никаких денег не хватало. Пришлось выметаться, а жену отправить к родным. С тех пор мотаюсь без работы.

— Беда, что и говорить.

— Главное — никак не могу войну из себя вытравить. Я ведь на Марне был и на Сомме.

— Аэропланы, танки, наблюдательные шары, — оживился мальчик. — Вы их видели?

— Если на Сомме, то там одна грязь и слякоть. Там некогда было глазеть по сторонам, приходилось все время смотреть под ноги. Нас больше утопло, чем погибло от пуль.

— А воздушные бои были? — спросил мальчик. Раскинув руки, он загудел, как шмель, обежал вокруг и спикировал на землю.

— Не до аэропланов нам было, — покачал головой незнакомец.

— Беги и скажи матери, что я иду, — велел отец и извиняющимся тоном пояснил незнакомцу — В голове одни глупости. Не вылезает из книг.

— Слов таких нет — рассказать, что там было.

В конце улицы они остановились у здания клуба.

— Погоди минутку. От пинты пива, я полагаю, ты не откажешься?

Миновав швейцара, он канул в шумные недра и вскоре появился с большой запотевшей кружкой.

— Забыл спросить: против горького пива не возражаешь? Осторожно, благоговейно слизнул незнакомец пену, сползавшую по стенке, и, закрыв глаза, посмаковал.