Тонкая красная линия - [128]

Шрифт
Интервал

— Ну, насчет башки — как бы я тебе сам не заколотил. — Дейл ничуть не изменил своего тона.

— Тогда попробуй! Попробуй, говорю!

— А на кой черт мне это надо? Без того дел невпроворот. Вон, начальство опять велит местность прочесывать. Мне это дело никак пропустить нельзя…

— Тогда при первом случае. И как тебе больше нравится — хочешь на ножах, хочешь на штыках. Или, может, на кулаках или прикладах? А то и пострелять можно, а?

— На кулаках, пожалуй, лучше всего будет. — Дейл весь даже подобрался. — Только вот боюсь, не убить бы тебя…

— А ты не бойся!

— Я слыхал, ты ведь боксером вроде был. — Он говорил опять спокойно. — Да только я тебе все равно врежу будь здоров…

— Врежешь, говоришь? — Уитт двинулся прямо на него, подняв приклад, будто собираясь ударить. Дейл сделал шаг назад, выставил винтовку с примкнутым штыком, словно изготовившись к учебному бою. Но тут же передумал и опустил оружие.

— Пожалуй, не стану я с тобой связываться. Да только ты еще вспомнишь об этом, дружище. Вспомнишь!

— А ну, выходи! Выходи! — снова принялся орать Уитт. — Кончай болтать, трепло несчастное!

— Да нет уж. У меня вон сколько настоящей работы. — Дейл резко повернулся и пошел прочь.

— Запомни! — крикнул ему Уитт вдогонку. — В любое время! Слышишь? В любое-е! — Он снова опустился на траву, положил винтовку на колени. От кипевшей в душе ярости его буквально всего трясло. Надо же такому случиться — какой-то подонок ему грозить вздумал! Да во всем их полку не сыщешь человека, чтобы на такое способен оказался. На кулаках, ножах и даже на штыках! А уж что касается пистолетов, так он же всегда был лучшим стрелком. Во всех полках, в которых довелось ему служить за последние годы. За эти шесть лет. Перед солдатами, видите ли, оскорбил его! О, господи! Даже вспомнить тошно.

Ну да ладно, решил он в конце концов. Черт с ним. Отныне будем считать, что имеем в батальоне двух ненавистных типов — командира и Чарли Дейла.

Потом уже, в течение дня, занятый бесконечной кутерьмой, связанной с задачей полностью очистить район, Уитт постепенно успокоился, и в конце концов гнев оставил его. Однако вечером, когда стало известно об изгнании Стейна, возмущение вновь так сильно охватило его душу, что он надумал организовать что-то вроде коллективного протеста. Да вот только друзья его оказались настоящими мозгляками. Попробуй, договорись с такими! Да и сам батальон тоже доброго слова не стоит. Это надо же додуматься — такого типа командиром роты назначить! Уитт в душе считал, что может безошибочно определить, годен человек в ротные или нет, и ему было совершенно ясно, что Бэнд для подобной роли никак не подходит. Конечно, если уж говорить откровенно, то и у Стейна поначалу тоже не все тут ладилось. Только в последние два дня он понемногу начал становиться на ноги и кое-чего все-таки сумел добиться. А его прогнали! Уитт, но мере того как возмущение роты, казавшееся сперва резким, постепенно ослабевало и приняло наконец характер обычного, ничего не значащего ворчания, все явственнее понимал, что ему теперь следует делать. Да он просто-напросто и дня не останется в этом батальоне! Без Стейна служить не желает, и точка! Его охватило холодное, словно лед, непонятно откуда нахлынувшее типично кентуккийское отчуждение. Незадолго до наступления сумерек он явился к новому командиру роты с рапортом.

Конечно, эта бестия Уэлш торчал здесь же. Бэнд сидел немного в сторонке, шагах в пяти-шести, и ел из консервной банки мясо с фасолью.

— Сор! Рядовой Уитт просит разрешения обратиться к командиру роты, — доложил он сержанту. Бэнд поднял лицо от банки, глаза у него были живые, внимательные, они были похожи на буравчики, вгрызающиеся в человека. Однако сам он ничего не сказал, Уитт же не смотрел в его сторону, уставившись в лицо Уэлшу. Тот, в свою очередь, тоже немного помолчал, будто изучая лицо обратившегося, потом, повернувшись к ротному, доложил:

— Сэр, рядовой Уитт просит разрешения обратиться к командиру роты. — И криво ухмыльнулся.

— О'кэй, — бросил Бэнд, улыбнувшись своей дежурной ухмылкой. Он еще немного поскреб в банке, собрал остатки мяса с фасолью, съел, облизал тщательно ложку и сунул ее в карман, пустую же банку швырнул в траву. Каски на голове у него не было — в обеих ротах, второй и третьей, было известно, что каску у Бэнда сбило японской пулей, когда во время прочесывания позиции какой-то шальной японец выскочил на него из своего окопчика и выстрелил почти в упор. Пуля ударила в левую сторону каски, почти над виском, пробила маленькую дырочку и вылетела сзади. Бэнда же даже не контузило, он успел ударить японца, а затем застрелил его. Теперь пробитая каска лежала на земле у его ног. Уитт четко подошел, отдал, как положено, честь.

— Садись, Уитт, садись. И чувствуй себя, ха-ха, как дома. Устраивайся, в общем, поудобнее. — Голос вновь испеченного ротного был очень веселый. — И потом, какой же ты рядовой? Ты ведь назначен временным сержантом, не так ли? Я своими ушами слышал, как капитан Стейн тебе сегодня объявил. — Нагнувшись, он поднял каску. — Видал мою каску? А, Уитт?

— Нет, сэр, не видел, — ответил Уитт.


Еще от автора Джеймс Рамон Джонс
Отсюда и в вечность

Роман американского писателя в острой обличительной форме раскрывает пороки воспитания и дисциплинарной практики, существующей в вооруженных силах США.Меткими штрихами автор рисует образы американских военнослужащих — пьяниц, развратников, пренебрегающих служебным долгом. В нравах и поступках героев романа читатель найдет объяснение образу действий тех американских убийц и насильников, которые сегодня сеют смерть и разрушения на вьетнамской земле.


Только позови

Изданный посмертно роман выдающегося американского прозаика Джеймса Джонса (1921–1977) завершает цикл его антивоенных романов. С исключительной силой изобразил он трагедию тех, кто вернулся с войны. Родина оказалась для своих сыновей самодовольной, равнодушной и чужой страной. Роману присущ ярко выраженный антивоенный пафос, он звучит резким обличением американской военщины.



Отныне и вовек

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.


Не страшись урагана любви

Герой романа — драматург Рон Грант, находящийся в зените славы, — оказался запутанным в сложный любовный треугольник. И он пытается бежать от всех жизненных проблем в таинственный и опасный подводный мир. Суровым испытаниям подвергается и пламенная любовь к Лаки, девушке сколь красивой, столь и неординарной. Честность, мужественность, любовь, чувственность, дружба — все оказывается не таким простым, как казалось вначале. Любовь спасена, но теперь к ней примешивается и чувство неизбывной горечи.


Современная американская повесть

В сборник вошли повести шести писателей США, написанные в 50–70-е годы. Обращаясь к различным сторонам американской действительности от предвоенных лет и вплоть до наших дней, произведения Т. Олсен, Дж. Джонса, У. Стайрона, Т. Капоте, Дж. Херси и Дж. Болдуина в своей совокупности создают емкую картину социальных противоречий, общественных проблем и этических исканий, характерных для литературы США этой поры. Художественное многообразие книги, включающей образцы лирической прозы, сатиры, аллегории и др., позволяет судить об основных направлениях поиска в американской прозе последних десятилетий.


Рекомендуем почитать
Заговор обреченных

Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.


Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.