Перед домом был разбит сад с кипарисами, миртом, жасмином, магнолиями. От их благоухания воздух казался густым, как сироп. Слышался плеск воды в фонтанах, откуда-то доносилась музыка: переливы нежных аккордов чудесной мелодии.
Сквозь цветные стекла окон Гарольд мельком увидел богатое внутреннее убранство залов: хрустальные люстры, позолоченные подсвечники, парчовые занавеси...
Перед дверью стоял Пятнистый Шакал. Он был облачен в роскошную, расшитую галунами ливрею привратника и, наверное, поэтому смотрел на усталого, покрытого дорожной пылью Гарольда с надменным выражением на морде.
– Ну, господин хороший, что тебе нужно? – спросил он. – Почему ты рыщешь в окрестностях нашего имения? Уж не сыщик ли ты?
– Ты поразительно догадлив, милейший, – удивленно кивнул Бульдог. – Но каким образом...
– Опыт, господин хороший, – ухмыльнулся Пятнистый Шакал. – Жизненный опыт и верный глаз. Только гляну – и сразу понятно, сыщик передо мной или нет.
– Верный глаз?.. Это я сегодня уже слышал...
– Неужели в ваших краях слушают глазами? – Ухмылка привратника стала еще шире. – Наверное, у вас и смотрят ушами, ходят на головах, а думают...
– Не мог бы ты проводить меня к своему хозяину, любезнейший? – сухо спросил Гарольд. – Мне нужно задать ему несколько вопросов.
– У меня нет хозяина, – высокомерно заявил Пятнистый Шакал. – Но зато есть хозяйка! Только она сегодня не принимает.
– Отчего же?
– Этот вечер она со своим любимцем посвятила музыке. Слышите ли вы звуки чудесной мелодии? – Пятнистый Шакал замахал лапами, словно заправский дирижер, однако никак не мог попасть в такт. – Разве может грубая речь сравниться с изысканной музыкой?
– Конечно, нет. Но...
– Вот и моя хозяйка не хочет сегодня слышать ничего, кроме музыки! А когда зайдет солнце, она сама начинает петь.
– Это очень похвально, но мне бы хотелось...
– Нет, не могу, – замахал лапами Пятнистый Шакал. – Ни за какие деньги! Хозяйка не любит, когда кто-нибудь, кроме ее слуг, слушает ее пение. Оно очень своеобразное, знаете ли... Не каждый может оценить. Хозяйка, если узнает, меня выгонит, а сама смертельно обидится и зачахнет в печали. Нет, даже не просите, не умоляйте... Не могу!
– Да я совсем не о том, – вскричал Гарольд, сетуя на исключительную непонятливость привратника. – Я не разбираюсь в музыке! Повыть в компании на луну могу, но не более. Кстати, кто ваша хозяйка?
– О, она еще молода и невинна, но уже высказывает жуткий талант! – Пятнистый Шакал мечтательно закатил глаза и вновь расплылся в ухмылке. – Она прекрасна, как ландыш, и нежна, как лебяжий пух. А уж какая выдумщица – этого просто не передать! Такое придумает – диву даешься! Но душа у нее трепетная, любой может ее жестоко ранить. Поэтому она несколько стеснительна в общении. Одним словом, затворница.
В этот момент откуда-то сверху раздался пронзительный, душераздирающий крик. У Гарольда похолодело внутри. Так могла кричать только несчастная жертва, загнанная в смертельную ловушку.
– Что это? – прошептал Бульдог.
– Да это Старый Филин, – невозмутимо ответил Пятнистый Шакал. – Повадился, знаете ли, летать над домом, кричит, как резаный... А чего кричит?.. – привратник презрительно сплюнул и пожал плечами. – Глупая птица – что с нее возьмешь?
– Понятно, – облегченно вздохнул Гарольд. – А я-то подумал... Фу... У меня тоже одно время в настенных часах жила кукушка. А сон у меня крепкий. Ей, бедняге, так приходилось кричать, чтобы разбудить меня утром... А встаю я рано. Соседи были очень недовольны. В наше время все такие нервные... Но мы отвлеклись. – Бульдог наморщил лоб, собирая разбежавшиеся мысли. – Так значит я не смогу ее увидеть?
– Конечно сможете, – оживился привратник. – Что может быть проще? Вам только нужно выйти за ворота, отмахать пять километров прямо, потом еще пять налево – там ее и увидите.
– А что она там делает? – опешил Гарольд.
– Лежит.
– И давно?
– Лет пять уже, – призадумался Пятнистый Шакал. – Как асфальтовый каток по ней прошел, так и лежит – ровная, плоская. Просто загляденье!
Гарольд понял, что разговор зашел в тупик.
– Это вы о своей хозяйке? – осторожно спросил он.
– Причем здесь хозяйка? – удивился привратник. – Вы же о дороге домой спрашивали. Только поторопитесь: скоро стемнеет, а места у нас неспокойные. Вчера здесь такое убийство случилось – просто преступление века! Моя хозяйка как узнала – сразу в обморок хлопнулась. Полчаса валерьянкой отпаивал.
Гарольд вздохнул и направился к выходу.
Звуки мелодии лились сбоку, из-за густых кустов душистого жасмина. Нежный, плавный мотив завораживал. Гарольд невольно замедлил шаг и прислушался, зачарованный неземной красотой музыки. Играли на лире.
Жестокий и яростный мир, полный нераскрытых преступлений и планируемых злодейств, отступил куда-то далеко и перестал существовать. А ласковая песня лиры все лилась и лилась, растворяясь в вечернем небе над его головой. Временами она превращалась в стон, горький волчий плач, который поют серые охотники в полнолуние. Гарольду вдруг невыносимо захотелось задрать морду и присоединиться к общему хору.
С тающим сердцем Бульдог поплыл по волнам мелодии. Она окружала его со всех сторон, проникала в самую душу. Легкие аккорды, словно прохладные пенные струи, отгоняли уныние и печаль.
