Том 4. Время реакции и конституционные монархии. 1815-1847. Часть вторая - [31]

Южные либералы были шумливее и притязательнее. В Баварии, Нассау, Гессен-Дармштадте, великом герцогстве Баденском шумные заявления депутатов, уличные демонстрации и газетные статьи давали иллюзию бурного общественного движения. Народная газета и Трибуна, поощряемые оправдательными приговорами суда присяжных, полемизировали все смелее и резче. Берне и Генрих Гейне принесли на службу новым идеям: первый — строгую серьезность своей натуры и резкую отчетливость своего красноречия, второй — неотразимое обаяние своего блестящего остроумия и очарование лучезарной поэзии. В годы, следовавшие за революцией 1830 года, население Бадена, Швабии, прирейнской Баварии переживало своего рода революционную идиллию, упиваясь излияниями чувств и, однако, ничуть не заблуждаясь насчет того, что все эти манифестации не будут иметь никаких практических последствий.

Постепенно представители реакции стали догадываться, насколько искусственно все это возбуждение, и лишь только внешние условия стали несколько более благоприятными, реакция энергично перешла в наступление. Двумя радикальными журналистами, Виртом и Зибенпфейфером, было организовано 27 мая 1832 года многолюдное народное собрание в Гамбахе; здесь много разглагольствовали и разошлись с убеждением, что этот митинг нанес тяжелый удар правительству. Месяц спустя (28 июня 1832 г.) Франкфуртский сейм отвечал на гамбахское происшествие рядом мер, поставивших лаидтаги отдельных государств под верховный контроль Франкфуртского сейма; 5 июля сейм в дополнение к этим мерам зажал рот печати, запретил политические клубы и народные собрания и обещал содействие федеральных войск всем немецким государям, которым станет угрожать революция. Ввиду опасности со стороны радикалов партикуляристы[25] забыли свои старые страхи и бросились в объятия Австрии. Меттерних достиг апогея своего могущества и беспощадно пользовался вверенной ему властью. По настоянию сейма неблагонадежные газеты были запрещены, непокорные профессора лишены кафедр, а упорствовавшие ландтаги разогнаны.

Несколько горячих голов вообразили, что эти репрессии крайне возмутили общество и что при первом сигнале вспыхнет всеобщее восстание. 3 апреля 1833 года полсотни заговорщиков попытались овладеть Франкфуртом. Затея была ребяческой и кончилась плачевной неудачей. Меттерних, ранее не слишком беспокоившийся предупредить восстание, теперь добился от сейма назначения верховной следственной комиссии, которой поручено было выслеживать по всей Германии революционные действия; затем на совещаниях министров в Вене (январь 1834 г.) он, благодаря поддержке прусского министра Ансильона, сломил последнее противодействие и добился издания целого свода карательных и предупредительных законов.

Успехи таможенного союза. Переворот в Ганновере. Положение дел было чрезвычайно сходно с тем, какое имело место в 1824 году. Заядлые реакционеры, министры Блиттерсдорф в Карлсруэ и Абель в Мюнхене, всеми способами вербовали раболепное большинство. Следственная комиссия привлекла к суду 1800 человек; до 1836 года было осуждено 204 студента. Тысячи «подозрительных», привлеченных к следствию по самым нелепым обвинениям, бежали в Швейцарию или Францию. Всюду царили уныние и страх.

Однако разнообразные причины не дали теперь Германии впасть в ту прострацию, какая на время овладела ею после 1820 года. Во-первых, не все завоевания 1830 года были потеряны; новые конституции, хотя и искалеченные, уцелели. Тех немногих либералов, которых министрам не удалось устранить из местных сеймов (ландтагов), оказывалось недостаточно для поддержания некоторой политической жизни; общество с участием следило за их мужественной деятельностью и возмущалось их неудачами. Притом и государи относились враждебно только к политическим реформам, но охотно признавали необходимость социальных преобразований. В Баварии, Бадене, Гессен-Касселе и особенно в Саксонии законодательство урезало прерогативы дворянства и облегчило выкуп постоянных налогов, обременявших земельную собственность. Все это были неполные реформы; они не удовлетворяли крестьян. Однако они пробудили их от оцепенения и создали как бы резерв либеральной армии, молчаливый и грозный.

Под влиянием новых условий экономической жизни развивалось чувство солидарности. В 1831 году курфюрст Гессенский, которого недавние события убедили в необходимости тесного союза с Пруссией, примкнул к прусскому таможенному союзу. Короли баварский и вюртембергский колебались дольше. Но стремление отвлечь внимание общества от политических вопросов, материальные соображения, необходимость создать себе опору против австрийской гегемонии, а у Людвига Баварского — также искренний патриотизм в форме туманных стремлений, одержали наконец верх над расчетом (1833); за этими двумя государствами последовали Саксония и Тюрингия (1834), потом Баден, Нассау и Франкфурт (1836). Теперь 25 миллионов немцев были объединены в одном большом таможенном союзе под фактическим верховенством Пруссии. Ежегодно представители государей, принадлежавших к союзу, собирались для сведения денежных расчетов, улаживания споров и выработки полезных изменений; между членами союза царило полное равноправие, и тарифы могли быть изменяемы лишь по единогласному решению. Материальные результаты таможенного союза превзошли самые смелые ожидания — за десять лет ввоз и вывоз почти удвоились: сумма таможенных пошлин возросла с 12 до 21 миллиона талеров (1834—184.2). Еще важнее были моральные последствия: по мере того как сношения между различными немецкими областями становились активнее, падали предрассудки, создавалось общественное мнение, — одни и те же умственные течения и стремления овладевали обществом от Альп до Балтики, от Карлсруэ до Кенигсберга. Волнение, вызванное переворотом, который совершил ганноверский король Эрнст-Август, распространилось по всей Германии.