Том 3. Закономерность - [13]
— А как же ты узнал, где я живу?
— Ребятишек встретил, лошадей в ночном пасли. Я буденовку у часового взял, упокой, господи, его душу. Она и пригодилась. Ребята меня за красноармейца приняли. Я у них помаленьку все и выпытал. Набрался я страху, Лев Никитыч!..
Вернулась Настя, и Лев собрался уходить.
— Ты лежи, Петр Иванович, — сказал он, — я приду часов через пять. Подумаю, что можно сделать. Отдыхай. Здесь тебя не найдут.
Когда Лев подошел к сельсовету, вокруг избы толпились люди и о чем-то громко спорили. Около сельсовета Лев заметил оседланных лошадей.
Он вошел в избу. Стены ее были черными от копоти и дыма. Пол грязный, штукатурка по стенам облупилась, углы проплесневели, половицы скрипели. В избе было много народа. Рядом с незнакомым Льву черноусым человеком, он сосал трубку, сидел Алексей Силыч.
— Он что, так и убил часового? — спросил Алексей Силыч черноусого.
— Чуть-чуть, говорю, не убил. Парень лежит без сознания.
— А кто он такой?
— Да парень-то шалый. Батрак его бывший — Ленька.
— Знаем Леньку! — крикнул кто-то из толпы. — Он у Сторожева лет десять служил, к Антонову с хозяином ушел, а потом переметнулся к красным. Народ болтает, будто бы повстречался он зимой с братом своим Листраткой, тот его и уговорил.
— Листрат — это двориковский коммунист, он воевал в партизанском коммунистическом отряде; в Токаревке сидели. Он разведчиком был, — пояснил Алексею Силычу черноусый. — Ты его не застал, он сейчас в Царицыне, на завод его вызвали.
— Иван Васильевич, — крикнул Алексей Силыч, — ты посты ночью проверял?
— Проверял, — ответили ему из соседней комнаты. — Нет, к нам он не мог пробраться. Да и кто бы его мог спрятать?
— Не скажи, не скажи, — бормотал Алексей Силыч. — Может быть, обыщем дворы? — предложил он.
Сердце Льва замерло.
— А мне думается, он где-нибудь в кустах отлеживается, — сказали в толпе. — Он, черт, все закоулки тут знает. Пошарить надо в округе!
— И то верно. — Алексей Силыч поднялся. — Ты, Сергей Иваныч, сейчас куда? — обратился он к черноусому.
— Я в Духовку поеду, там подниму народ. Спешить надо. — Черноусый — Сергей Иванович — выколотил о каблук трубку. — Мне, Силыч, — пробормотал он, — обязательно надо его найти. Брат он мой.
— Пустяки! — крикнул председатель. — Не в том суть! А по шее тебе следует надавать. Поймали волка, а постеречь как следует не могли. Хоть бы двух часовых поставили. Прошляпил, брат!
— В том-то и дело, что он сам пришел. Раненый, голодный, смерти все просил. Черт его знает! — Сергей Иванович сдвинул на затылок матросскую бескозырку.
— Шлепнули бы без разговоров — и кончено! — злобно сказал кто-то.
— Нельзя, — пробормотал Сергей Иванович. — Он был не простой бандит. Антоновский активист. Мы в Тамбов телеграмму послали, что с ним делать. А он…
— Ух, собака! — сокрушенно вздохнули в толпе. — Наделает он делов!
— Да, браток, нахлобучки тебе не миновать! — сказал Алексей Силыч Сергею Ивановичу. — Ну, ладно, ты не горюй, поймаем. Не сейчас, так после. Не убежит!
Все двинулись к выходу. В избе остался Лев. Дверь снова открылась, и вошел председатель пахотно-угловского сельсовета, толстый, лысый человек.
— Слышь, Левка, я на целый день уеду, ты тут заворачивай сам. Вот печать. Придет Мартьяныч, прихлопни ему. Да не потеряй! Голову оторву!
— Кто это тут был? — спросил Лев. — Не Сергей ли Сторожев?
— Он самый. Брат Петра Ивановича Сторожева. Он председатель ревкома в Двориках. Ну, всего! Еду!
Председатель сельсовета вышел. Лев вынул из ящика бумаги, положил на стол. В избу снова вернулся председатель.
— После обеда на мельницу поезжай! Скажи этому подлецу мельнику, я ему покажу!.. Тоже барин, сто раз его звать надо! Да заверни ко мне домой, рожь на помол свезешь. Ладно? Так и скажи ему: Иван Васильевич, мол, тебя, стерву, самого в муку перетрет. Паршивый черт! — Председатель с силой хлопнул дверью.
Когда Лев ушел, Петр Иванович встал, умылся, Настя перевязала ему ногу, дала чистое белье и отвернулась, пока он переодевался.
Сторожев поглядел на ее спину, на покатые плечи и вдруг в первый раз за много месяцев подумал о женской ласке.
— Ну, готов, что ли? — спросила его Настя.
— Готов. Подойди-ка сюда! — сдавленным голосом сказал Сторожев. Бешеное желание клокотало в нем.
Настя подошла. Он обнял ее, горячий, сильный, и она покорно уступила ему.
После обеда пришел Лев. Он послал Настю за лошадью, велел ей заехать домой к председателю сельсовета, взять рожь.
Когда Настя ушла, Лев вынул из кармана бумагу.
— Вот состряпал для тебя, — сказал он, усмехаясь, — может быть, пригодится.
Петр Иванович прочитал и улыбнулся: это было удостоверение сельсовета, выданное Петру Федоровичу Окуневу, который разыскивает уведенную у него антоновцами корову-холмогорку.
— Ловко, — изумился Сторожев. — Молодец! С тобой не пропадешь.
— Вот что, Петр Иванович! Я тебя вывезу из села: боюсь — ночью обыск будет. Еду на мельницу, везу председательскую рожь. Тебя под мешки спрячу.
Сторожев начал собираться. Лев прислушивался — ждал Настю. Ждать пришлось недолго.
— Ну, спасибо тебе, Лев Никитыч, — услышав шум колес, сказал Сторожев. Он поклонился Льву до земли. — Спас ты меня! Не только спас, душу мою поддержал: теперь знаю — не все потеряно, есть еще люди, которые станут на наше место. Только помни, Лев Никитыч, умное слово, мне его один подлец сказал: в открытую сейчас воевать нельзя. И отцовский завет помни, и мое тебе слово, как сына благословляю, — Христос с тобой!
