, хорошо Москве прислужившийся, сломавший свою присягу и перешедший от нас в противную сторону; за него вы, добрые молодцы, оставив меня, вашего гетмана, не столько вольными голосами выбраннаго, сколько к принятию того уряда принужденнаго, должны в вашей церкви много лет Бога молить за ту его к вам услугу, что он рекомендовал Москве Галагана
[921] для зруйнований запорожской Сечи. Наконец, Москва, желая не только обезсилить войско запорожское, но и совсем истребить его, нашла на то средство, рытье, там, где-то, в далекой стороне, какого-то канала и постройку в Персии фортец; отправив на несколько месяцев по указам десятки тысяч казаков, одних из них тяжкими и непривычными работами поизвели, других голодом поморили, а третьих мукой, гнилой, протухлой, с ящерицами и с известью подмешанной, поотравили. Сообразите, добрые молодцы, войско запорожское, до каких идете вы, или уже отошли приятелей! Пишу все то, о чем и раньше многократно и обширно писал вам, для предостережения, добрым молодцам, и если найдете в чем неправду, обличите меня. Но только надеюсь, что никто, даже из моих врагов, не найдет в том лжи, потому что все, что я советую вам и в чем предостерегаю, все это известно целому миру и многие из вас, бежавшие от московского мучительства и бывшие самовидцами всего того, могут подтвердить правоту моих слов. Спрашиваю я вас, добрых молодцов, войско запорожское: что вы, после вашей присяги, принесенной на непорочном евангелии, принесли отчизне, отцам, вашей братии, сродникам и всему народу украинскому, отдаваясь под власть и панование московское? Поправились ли от того права и вольности, Москвою нарушенные и отнятые? Или вы договорились и на том крепко утвердились, чтобы Москва не уничтожала на будущее время гетманского уряда, городов, свою власть не отбирала и войсками своими не осаживала? Или вы договорились о том, чтобы Москва не навязывала нам насильно в гетманы москаля или какого-нибудь волошанина и предоставила войску вольное на гетманский уряд избрание? Или войска московские из Украины будут выведены и никогда на постои не будут ставиться в ней? Или москали, волохи, сербы и иные чужеземцы, равно как и перекресты от урядов войсковых будут отставлены, а на их места заслуженные казаки будут выбраны и поставлены? Или казаки, кроме привычной им войсковой службы, ни к каким тяжким и несносным работам не будут принуждаемы? Или из Полтавы, Глухова и иных, кроме Киева, Чернигова и Переяслава, городов, москали будут выпровожены? Или города и села, розданные в подданство разным особам народа московскаго, волосского и сербскаго, будут от них отобраны и под гетманскую власть отданы? Или вы, добрые молодцы, застраховали себя от того, чтобы Москва в права наши не вмешивалась, а свои, на Украине установленные, совсем снесла, людей наших до судов своих не тягала, дел никаких не судила, людей наших ни смертию не карала, никакими подарками, данями, подводами далекими и другими неисчислимыми тягостями не отягощала? Или, наконец, войско запорожское городовое и низовое попрежнему при своих правах и вольностях, ни в чем никогда не нарушенных, будет оставаться и гетманскому регименту, а не власти и повелению воеводе и генералов московских подчиняться? Знаю хорошо, что вы, добрые молодцы, войско запорожское, все то оставивши и никакой защиты и облегчения от тягостей и от московского тиранства ни войску, ни посполитому народу не учинивши, оставив все свои угодья, пожитки и добычи в Днепре, в Буге и во всех, по обоим сторонам Днепра, речках и полях, Москве принадлежащих, передаетесь на московскую, себе и всему народу своему неприязненную и враждебную, сторону. Хочу поэтому знать, где вы, добрые молодцы, войско запорожское, замыслили и урадили Сечь себе заложить и офундовать? Конечно по той стороне Днепра. Но турки и татары того вам не позволят, потому что тот край, где были наилучшия ваши угодья и пожитки, как то: по Самаре и других местах – отданы Москвой и подтверждены мирными договорами на вечные времена турко-татарам и ограничены по Орель реку; о том вы сами, добрые молодцы, знаете, потому к турецким комиссарам выслано было, для разграничения, и войсковое товариство. По этой же, левой стороне Днепра Москва нигде, кроме Киева, Триполи и Василькова, ни пяди земли не имеет, даже и самая Старая Сечь (Чертомлыкская), не принадлежит ей и на вечные времена не будет принадлежать Москве, что и утверждено мирным договором между Портою и Москвою сперва под Прутом, потом в Стамбуле, а наконец в Адрианополе. А вся сегобочная пустыня, с полями, реками и речками, одна к Речи-Посполитой, польской Украине, отошла и давним карловицким договором подтверждена; а другая туркам и татарам по самый Очаков принадлежит. Разсудите, добрые молодцы, войско запорожское, и обдумайте вашими разумными головами, где сядете под московским владычеством, где будете иметь добычи от соли, от рыбы, от зверя, где будете пасеки свои иметь, где будете пасти свои стада, размножившийся под обороною хана его милости? Конечно, Москва не захочет для вас ни с турками, ни с татарами воевать за те земли по обеим сторонам Днепра, – напротив того, рада будет, чтобы и имени вашего запорожского низового не было, как это уже постановил было небожчик государь царь Петр Алексеевич, только ожидал окончания войны со шведами. За невозможностью поселить вас, добрых молодцов, войска запорожского по обеим сторонам Днепра, Москва приведет в исполнение давнее свое намерение и враждебные замыслы: забравши вас, войско запорожское, зашлет за реку Волгу и тем самым искоренит навеки и гнездо войсковое, и имя войска запорожского низового. К кому тогда в своем несчастье обратитесь вы за помощью? Тогда уже ни турки, ни татары, ни поляки не захотят ни принять, ни защищать, ни оборонять вас, видя ваш тепереший, безвестный и срамный поступок. Признаюсь вам, добрым молодцам, милой братии моей, что я стыжусь теперь не только перед Портою оттоманскою, но и перед королевским величеством французским, польским и шведским вследствие вашего непостоянства, так как Порта оттоманская и все те монархи, будучи убежденные и уведомленные от меня многими письмами (в Солониках я не сидел даром, сложивши руки в течение 12 лет) о мужестве, отваге и постоянной, непоколебимой и присяжной к освобождению отчизны готовности и намерениях ваших, обещали нам, при помощи божией и готовности найяснейшего хана, вполне доброжелательного и расположенного к нам, помогать нам и войною, и мирными договорами. Не забывайте, добрые молодцы, о данной вам, вместе со мной на непорочном евангелии, присяге защищать отчизну от тяжелого и несносного ига московскаго. Сжальтесь над отцами, братией, родственниками и всеми единоземцами вашими, отягощенными мучительством, грабежом и невыносимым тиранского московского господства ярмом, а что больше всего, не имеющими воли ни в имуществе, ни в жизни, ни в здоровье, ни в женах, ни в дочерях своих от войск московских, всюду, по городах и селах, на квартирах разставленных. Будут они на вас, добрых молодцов, плакаться и о мести к Богу взывать, если вы их ввергнете еще в большую и тяжкую неволю через свой переход к Москве. Они на нас, после Бога, имеют постоянную надежду, как о том мне часто передавали монахи киевских и других украинских монастырей и разные купцы, компаниями ходящие через Салоники до святой Афонской горы. По всему этому не оставьте, добрые молодцы, безпомощной отчизны своей! Не сомневаюсь, что Москва если еще не успела подтянуть, то наверно будет стараться подтянуть вас к присяге на верность себе, но сомневаюсь о том, чтобы та же Москва захотела присягнуть с своей стороны на сохранение всего того, чем вас, добрых молодцов, обнадеживает, его она никогда не сделает, а если и сделает, то для большого обмана, чтобы тою ложною присягою скорее прельстить и погубить вас. Знайте и то, добрые молодцы, что та присяга, если только вы ее совершили, неважна и перед Богом негрешна, потому что, присягнувши раньше единодушно на освобождение отчизны, теперь вы присягнули двоедушно, а можно ли присягать на погибель отчизны? Да и притом Москва, взяв с вас присягу, как захочет, так с вами и с отчизною нашею поступит, и тогда присяга ваша и душу вашу погубить, и отчизну в пропасть введет, и вольностей лишит. После всего этого прошу вас, добрых молодцов, войско запорожское, во имя любви к отчизне и пред Богом учиненной присяги для обороны родины до последней капли крови, оставить свое намерение, которые вы предприняли или еще только имеете предпринять о переходе на враждебную вам и отчизне сторону, воспользоваться выгодным и счастливым, теперь выпадающим нам временем, при таких великих и непобедимых для исполнения наших священных обязанностей; в противном случае через наше непостоянство мы утратим этот момент для освобождения нашей милой родины и никогда уже такого не увидим и до конца дней не дождемся. Поставляю, наконец, вам на вид, что я здесь, оставаясь при его милости хане, имею внимательное, усердное и неусыпное о вас старание и понял совершенно его ханскую милость, что он по натуре – пан ласковый до вас, добрых молодцов, войска запорожскаго, полным сердцем прихильный и всякого добра вам и отчизне нашей желательный; нужно только, чтобы вы, добрые молодцы, откликнулись до его ханской милости письмом через своих посланных и уверили бы его, что никогда не думаете переходить на московскую сторону и удаляться от обороны и владычества его ханской милости, а остаетесь в готовности к военному походу по первому его ханской милости указу. Уверяю вас христианскою совестию, что не будете жалеть и не только плату, но и надлежащую награду за свои труды и подвиги получите и будете иметь в польской стороне пожизненные и выгодные постои. Все это пишу к добрым молодцам, войска запорожскаго, от ревности и от щирой моей к вам и к отчизне любви и приязни, с которой к вам и прибываю щиро зичливый всего добра приятель и брат, Филипп Орлик, гетман войска запорожского»
