Том 3. Военные походы запорожцев, 1686–1734 - [197]

.

Вместе с письмом Филиппа Орлика запорожцы получили письмо и хана Каплан-Гирея. Лист Каплан-Гирея был доставлен в Сечь через «гетмана и стражника» дубоссарского и, по войсковому обыкновению, был прочитан в одно время с листом Орлика на всеобщей раде. В своем листе хан вновь приглашал запорожцев под свою протекцию и давал им место для основания Коша «вниз Днепра, к Алешкам, к Кардашину и к Сырти», обещал содержать их в прежней милости и днепровых вольностях и приказывал слушать и за вождя считать «пана гетмана Филиппа Орлика, прибывшего по указу Порты оттоманской, из города Солуня в личное распоряжение ханского величества»[923].

Но напрасно Филипп Орлик и Каплан-Гирей взывали к запорожцам. Несмотря на все доводы, несмотря на все красноречие Орлика, запорожцы остались вполне равнодушны как к нему лично, так и к покровителю его, крымскому хану. Надеясь на милость русской императрицы и на слова графа Вейсбаха, обещавшего защищать запорожское войско от татар в случае прихода их к русским границам, запорожские казаки послали мая 8-го числа ответ Филиппу Орлику и Каплан-Гирею и в тех ответах «прямо от их послушания отказались и в подданстве императорского величества декларовались»[924].

В письме к Орлику запорожцы выставляли все неблаговидные поступки крымских ханов в отношении казаков за все время их жизни под крымской протекцией; открыто объявляли Орлику о том, что не Москва к казакам письма «прелестные» писала, а сами казаки челобитные посылали к царскому величеству с неотступными просьбами принять запорожцев «до прежней ласки и милости», которую они наконец теперь и получили. Они советовали и самому Орлику сделать то же, что все войско сделало, и доказывали, что если хан, соединившись с Орликом, возьмет Украину, то все-таки получит ее не Орлик, а другой кто-нибудь, который будет над ней ругаться, как ругались поляки, изгоняя в ней православную веру и насаждая между народом унию. В заключение же письма запорожцы просили Орлика оставить их совершенно в покое и не писать больше никаких писем, так как они теперь уже подданные не крымского хана, а русской императрицы, которой будут служить до последних дней своей жизни «из рода в род и становиться за счастливое владение ея и всего христианского посполитого народа»[925].

В письме к крымскому хану Каплан-Гирею запорожцы писали в том же тоне. Кланяясь до самой земли ханской милости и вторично воздавая хану благодарность за хлеб, за соль и за протекцию, какую он оказывал в течение нескольких лет всему войску, запорожцы открыто объявили ему о том, что они желают жить под обороною российской православной государыни и вечно служить всем ее будущим преемникам. Много перенесли запорожцы обид и от ногайских татар, захвативших все степные угодья от Великого лимана вверх до порогов Днепра, и от крымских татар, грабивших ни в чем не повинных запорожцев за убегавших из Крыма невольников, за пропажу татарского скота и всякого добра[926], и от ляхов, которым хан дозволял вешать казаков, отправлявшихся в Брацлав и в другие города за рыбой, и от их милости Адиль-Гирея и бывшего хана Менгли-Гирея, когда, после их междоусобной брани, ни в чем не повинных полторы тысячи запорожцев запровадили в каторги, от азовских татар, которые не раз нападали возле реки Кальмиуса на запорожцев, ходивших за зверем. Да и теперь если бы запорожцы пошли за ханом против поляков, то могло бы случиться то же, что случилось во время похода с Адиль-Гиреем: тогда бы запорожцев или в дальние места попродавали, или ногайцы, забрав, порубали, как изрубили они шесть человек запорожцев, ходивших к городкам у реки Орели. Вследствие всего изложенного запорожское низовое войско и решило склониться под державу православного монарха, чтобы не погибать «в неведомых нападениях»[927].

Оба письма, письмо Филиппа Орлика и письмо хана Каплан-Гирея, и копии с собственных на них ответов запорожцы отправили через бывшего кошевого атамана Ивана Белицкого с шестью товарищами к графу фон Вейсбаху в Киев. При этом, пользуясь таким случаем, кошевой атаман Малашевич и все запорожское товариство просили графа пропустить Белицкого в Петербург для подання на высочайшее имя челобитной о дозволении войску запорожскому, в случае протеста со стороны крымского хана и турецкого султана за занятие казаками нового урочища, оставить войску лишь то место, где оно основало Кош свой, потому что «то место от давних лет низовому войску надлежит и никем не разграничено»; за это казаки обещаются верно, до конца дней своих, русскому престолу служить и всему великороссийскому и малороссийскому народу стражниками быть. Казаки и теперь готовы в помощь русскому войску выставить тысячу человек товариства к тому времени, когда укажет сам граф, хотя всего войска, пока стоит лето, они собрать не могут, потому что, пользуясь летним временем, казаки разбрелись – кто к низовью Днепра, кто на речки полевые – для рыбной ловли.

Граф Вейсбах, получив такое письмо, похвалил запорожцев «за умный к изменнику и к хану на письма их ответ», просил и впредь подобные письма доставлять ему, а посланных от гетмана и от хана у себя задерживать, за что обещал делать об них всеподданнейшие донесения и доставлять всему войску разные милости. Относительно же посольства Ивана Белицкого с товарищами в Петербург граф писал кошевому, что он сперва хотел дождаться возвращения из столицы бывшего судьи Решетила да атамана Прокофия Федорова, посланных в столицу с той же целью от войска; потом, однако, видя неотступную просьбу Белицкого, отправил его с тремя куренными атаманами в столицу, а трех его товарищей вернул до Коша. Через возвращаемых товарищей граф Вейсбах объявлял всему войску, что казаки могут на занятых ими местах жить беспрепятственно; в случае же попыток к нападению на них татар просил немедленно дать знать ему о том, чтобы послать к запорожцам отряд русского войска, стоящего на правой стороне Днепра; а пока от татар не будет никаких на казаков нападений, жить спокойно и никаких не причинять обид им. А на запрос кошевого Ивана Малашевича, к какому времени он должен приготовить в помощь русским тысячу человек конного войска, граф Вейсбах отвечал, что он и сам того не знает, когда окажется надобность в запорожской помощи, но во всяком случае просил кошевого заготовить, на случай войны, побольше лошадей и ружей и выступать в поход из Коша по первому к войску письму, а пока «свободно на своих дачах дела исправлять»