Том 3. Военные походы запорожцев, 1686–1734 - [171]

Еще с 1710 года к гетману Ивану Ильичу Скоропадскому стали являться отдельные, пока небольшие, купы запорожских казаков и просить его о дозволении вернуться им в Малороссию для поселения в различных малороссийских полках. Уже тогда отдан был приказ гетману поселить просителей в простойных местах и тайно за ними наблюдать, чтобы они впредь не учинили каких-нибудь возмущений в народе и не ушли снова назад. Царь Петр Алексеевич, нуждавшийся в ту пору в боевых силах перед походом в Турцию, охотно принимал переселенцев в малороссийские города. Но в то время носились слухи о жестокостях русских, и это обстоятельство удерживало многих от переселения в Малороссию.

Однако прошел 1711 год, и наступил 1712-й.

В это время кошевой атаман[828] и запорожское низовое войско уже полным своим составом написали обширный лист и отправили его гетману Ивану Ильичу Скоропадскому с просьбой об исходатайствовании им милости и помилования у царского величества: «Козаки и кошевой имеют мысль, состояние, охоту, намерение и всецелое истинное прямое желание и душевную совесть принести в поклонение пресветлейшему маестату». Они льстили себя надеждой, что милостивый государь забудет злобу и все бесчинства их и пришлет им через гетмана высокопочтенную грамоту с позволением перехода запорожцам от протекции ханской к державе православного монарха; во всяком же случае просили гетманскую вельможность сообщить им о милости или немилости к ним государя «скрытным человеком, дабы они чрез него в подозрение басурманству не впали и в гибель не ввелись»[829].

Неизвестно, что на эту первую просьбу всего войска отвечал царь запорожцам, но в том же 1712 году в должности гадячского есаула открыто служил бывший запорожец Мартын Штых, незадолго перед тем оставивший Крым, а в следующем 1713 году дано было позволение небольшой партии запорожских казаков вернуться в Малороссию и избрать места для жительства. В 1714 году из пределов Турции явились 350 человек запорожцев, и тогда велено было всех этих выходцев поселить в северных пределах Гетманщины, около Глухова и в городе Конотопе, то есть вблизи великороссийских границ, очевидно с целью наблюдения за поведением пришлецов[830]. По этому поводу граф Головин писал из Петербурга гетману Скоропадскому такого рода письмо: «Я о сем доносил его царскому величеству, и его царское величество, хотя и не хотел тех возвращающихся своевольных запорожцев на Украину принимать, но, однакож, когда некоторые уже были приняты, а за другими посылал сам фельдмаршал, то государь изволил приказать мне к вашей вельможности и к господину фельдмаршалу писать с тем, чтобы вышедшим запорожцам быть на указанных квартирах (в Конотопе и около Глухова), а имеющих выходить поселять в пристойных, по разсмотренио вашей вельможности, местах и по общему с господином фельдмаршалом согласию приказать смотреть, как они там будут жить и не будет ли от них какой противности происходить»[831].

Несмотря на такое нерасположение со стороны царя к запорожским эмигрантам, в это время запорожское товариство отправило вторую петицию на имя государя о помиловании и о дозволении вернуться казакам к прежним своим местам. На ту пору в Новой Сечи состоял кошевым атаманом Иван Алексеевич Малашевич[832]. Это был один из выдающихся кошевых атаманов начала XVIII века. Спокойный, рассудительный, прямой, честный и богобоязненный, Малашевич искренне предан был русскому государю и, по-видимому, поставил себе священным долгом так или иначе вернуть запорожцев на прежние места под скипетр российской державы. С этой целью Малашевич обратился с просьбой к гетману Скоропадскому о помиловании войска запорожского, и гетман Скоропадский донес прошение кошевого царю Петру Алексеевичу в новую столицу.

Но Скоропадскому велено было ответить кошевому, что на его просьбу и на просьбу бывшего кошевого Василия Иосифова уже послана царским величеством из похода собственная грамота. Какова была та грамота неизвестно, но на основании последующего хода дел можно думать, что царская грамота не была милостива к запорожцам.

В это же время последовал ответ, также немилостивый, и от правительствующего сената по делу двух каких-то запорожцев Стецька и Паска, которых велено было гетману Скоропадскому держать по-прежнему под арестом до получения ответа до крымского хана и перекопского бея[833].

Быть может, здесь разумеется дело о разбойнических действиях одной запорожской ватаги, руководимой Грицьком Ковалем и состоявшей из казаков Стецька Великого, Василия Черевка, Власа Тахтаула, Гаврила Старого и некоторых других «гультяев» числом до 30 человек. Эти казаки, выбравшись из Сечи под час Спасова поста, пошли под местечко Решетиловку красть коней. Не добыв коней, они зато добыли семь штук рогатого скота для харчей и, идя с ним, заметили на Шаковом шляху, у вершины долины Яковиной, три воза и при них девять человек татар. Сперва они отпустили татар подобру-поздорову, а потом внезапно сделали на них нападение и заставили бросить возы и разбежаться в разные стороны. Тогда гультяи, поставив на могиле сторожу, боясь нападения, похватали на коней, что было легкого, а именно – деньги, сафьяны и мамсы; остатки же – родзинки, фиги, лимоны, лимонный сок и намет – оставили при возах, сами быстро ушли в укромное место и поделили захваченную добычу поровну между собою и потом частью ее прохарчевали, частью пропили. После этого дележа гультяи разошлись в разные места степи и блукали до осени. Из них некоторые приблизились к Днепру и отогнали у миргородского полковника несколько коней. Потом 8 человек из них