Том 3. Военные походы запорожцев, 1686–1734 - [117]

.

Одновременно с царской грамотой послан был к запорожскому войску и лист от гетмана Мазепы с наказом «не перечить воле царской в коммиссиальном деле, чтобы не навлечь тем монаршего гнева»… «Великий государь не для чего иного, только для общего войску низовому и малороссийскому народу добра то разграничение» с Портой учинить приказал и чрез то размежевание войску запорожскому ни в вольностях и правах, ни в звериных и рыбных добычах «убыли и уймы не будет»[544].

Но запорожцам такие обещания показались слишком неопределенными и потому июня 26-го числа они отправили Мазепе обширный лист с повторением своих прежних претензий. Гетман о многом пишет запорожскому войску о прибытии комиссаров к Бугу, о царской грамоте, присланной по этому поводу, о царском приказании чинить с турским комиссаром такой договор, какого потребует сама Порта, но только не пишет войску о сущности самих переговоров и о том, с каким повелением сам он послан от государя в комиссию для «пограничного определения». «А что, вельможность ваша, писали к нам во всех ваших листах, припоминая и многократно подтверждая, что не ко умалению государской земли на сем разграничении обретаетеся, но к целости и расширению оной имеете чинить коммиссию, тогда в тех пунктах ясно и явно разумеется быти двояко, понеже для размерения царского величества державы и народу российскому для водного в добычах употребления. Для чего же в прошлом году Григорий Карпович и Дмитрий Максимович с коммиссаром турецким не чинили коммиссии на той стороне Богу (к которой коммиссии и велможность ваша поспешая вспять возвратился из Переволочни) и не раз мерили границы около Днестра турецкой[545], убавливая их земле пространства, но на сей стороне Богу (то есть Буга) своего монарха уменшивая пространство под городки турчанину, поступали, водя за собою желательного приятеля даже до самых городков, а указывая и отдая самовольно, что по городки имеет быти ему граница означенна. И мы, войско, как в прежних листах наших писали к вельможности вашей, что можете турков старых спросить, а любо (либо) и господина Григорья Карповича Коровку, яко старого человека, слыхали ли они, когда в Днепр определение границ; подлинно ведаем, что не только они того не могут сказать, но и вся подсолнечная на то не признает, зачем старожитных веков мы, войско, не покидая и давных наших обыкновеней, не только в Днепр границе быти не позволяем, но советуем вельможности вашей с тем разграничением к городкам и не приближатися, а ежели по воле вашей достигнете городков, мы для уговору о наших грунтах и граничного дела все от старшего до меньшего будем пред очи ваши приходити, а понеже пресветлого монарха нашего его царского величества султаном турецким в том размежевании есть великая потреба, и мы, войско, не чиня государевой воле противности, ради б вседушно, дабы как был веку старожитного укрепление границе с Портою, так чтоб и Ныне на том же было поновлено: преславной памяти антецессор королей польских кроль Витулт[546], тот несытому змию крови християнской в разширении его панства уста заградивши и збивши с охочим войском запорожским, которые в то время обреталися Кошем у Семенова-Рогу у Бога (то есть у Буга), Старый Очаков, где теперь именуется Сто Могил и розоренню до часу сего подавши, постановил, укрепил и утвердил быть границе туркам землею по Сто Могил, о чем ежели, вельможность ваша, изволите ведати, найдете пространно на подписи на камени, над Богом стоячим, а водою в Днепр границу таковым утвердил способом, естли кто хочет ведати наданные грунты войсковые водою в Днепр, пусть пустится верхом в море с берега по та, даже пока конем не может земли достигнути, по та места от того же вышереченного короля водою есть назначена, которая граница изрядно бы то за дело подлинное устроено было где б по указу царского пресветлого величества, а вашим раде нием, яко ближняго сенатора боку царского, давно поставленная речь была поновлена, дабы от всего народа российского и нас, войска, здесь в Днепр обретающогося, царскому величеству и велможности вашей к вечной памяти была слава и похвала»[547].

Послав такое письмо Мазепе, запорожцы на том не успокоились и через два дня написали гетману другое письмо. Как и в первом письме, они настоятельно просили гетмана об одном, дабы в Днепре никакой границы не было, ибо если назначить черту граничную по городки землей, то они (турки), яко прехитрые и неправдивые люди, по городки впредь идущие[548] времена и Днепр отмежевавши, все наши добычные грунты к себе привращать захотят. А до тех пор, пока состоится пограничное соглашение, запорожцы просили гетманскую вельможность, на случай возвращения посланного в Москву товариства за годовым жалованьем, известить о том войско «почтенным листом своим, когда представится в том возможность»[549].

Но гетман Мазепа не только не внял просьбам запорожцев, а послал думному дьяку Емельяну Украинцеву несколько сот казаков Нежинского полка с приказанием оружием «укротить тых псов запорожцев»; фельдмаршалу же российских войск князю Меншикову донес «о своевольстве непостоянных и скаженных псов запорожцев, которые оказываются противными коммиссиональному делу вследствие природного своего малоумия и давней бунтовничей намоги». Распущенные еще со времени Богдана Хмельницкого, они не только не слушали всех прошлых гетманов, но еще, подняв орду, воевали с ними, многие беды малороссийскому краю на правом боку Днепра и разорения причинили и уже во время уряда самого Мазепы учинили Петрика гетманом и приходили с ним и с татарской ордой на Полтавский полк войной, но Божией милостью гетман Мазепа так «располошил» врагов на реке Орели, что Петрик ушел в Запороги, а калга-султан бежал дикими полями до Крыма