Том 3. Стихотворения, 1972–1977 - [57]
«— Что вы, звезды?..» — Знамя, 1988, № 1.
«Хорошо бы, жив пока…» — ВЛ, 1987, № 2.
«Нарушались правила драки…» — БСП.
«Я ранняя пташка…» — Судьба.
«Золотую тишину Вселенной…» — Нева, 1987, № 2.
Климат не для часов — Судьба.
Сеньки на шапка — Знамя, 1988, № 1.
Рука и душа — ДП, 1981.
Слово «западник» и слово «славянофил» — ЛР, 1983, 14 окт.
О смертности юмора — СМ, 1983, № 6, без заглавия, с искажениями, исправляемыми в наст. изд.
«И лучшие, и худшие, и средние…» — Знамя, 1988, № 1.
«Хватит ли до смерти? Хватит…» — Юность, 1987, № 11.
«Все калечится и увечится…» — Неделя, 1987, № 7.
«Совесть ночью, во время бессонницы…» — МК, 1988, 27 марта.
Дыхание в затылок — Знамя, 1987, № 1.
Любимая обида — ДП, 1980.
Давай пойдем вдвоем — Сроки.
«Как бы чувства ни были пылки…» — СРЛ.
«Это не беда…» — ЛГ, 1986, 3 сент.
«Век вступает в последнюю четверть…» — Знамя, 1988, № 1.
«Говорят, что попусту прошла…» — Нева, 1988, № 1.
Столетья в сравненья — Нева, 1981, № 7. Гекатомбы — жестокое и бессмысленное истребление большого числа людей. Армагеддон — место последней страшной битвы на исходе времен или сама битва.
Вечерний автобус — ЛГ, 1978, 6 сент.
Кузьминишна — ДН, 1977, № 3.
Концерт в глубинке — Юность, 1978, № 6.
Семейная ссора — Знамя, 1982, № 9.
Мелочь под ногами — ДП, 1975.
Зашедший разговор — Неделя, 1982, № 12. Д. С. Самойлов (1920–1990) — советский поэт, друг Слуцкого.
Знакомство с незнакомыми женщинами — ДП, 1979.
«Молодая была, красивая…» — БСП.
Очки («Все на свете успешно сводивший к очкам…») — БЗ.
«Если вас когда-нибудь били ногами…» — Неделя, 1989, № 5.
«Итак, остается надежда…» — БСП.
«Мера наказания пророку…» — Печ. впервые.
Обоснование элегии — ВЛ, 1977, № 2. Н. П. Огарев (1813–1877) — русский поэт, публицист, революционер-демократ.
«С юным Пушкиным все в полной ясности…» — ДН, 1987, № 6.
Аполлон — см. примеч. к стихотворению «Полвека спустя».
«Поэты похожи на поэтов…» — ДН, 1987, № 6. С. Я. Надсон (1862–1887) — русский поэт, в конце XIX и начале XX вв. пользовавшийся огромной читательской популярностью.
«Все примазываются к Ренессансу…» — Звезда, 1989, № 10. Ф, В, Булгарин (1789–1859) и Н. И. Греч (1787–1867) — русские писатели и журналисты, чья деятельность в русской общественной традиции получила значение символа продажности и угодливости перед властями.
«Выпив квасу из холодильника…» — Юность, 1984, № 7. Троглодит — первобытный пещерный человек.
Нечаевцы — Знамя, 1989, № 3. С. Г. Нечаев (1847–1882) — русский революционер-народник, внес в революционное движение методы мистификации и провокации, организовал убийство одного из своих соратников, не согласного с ним по вопросам тактики. Бакунисты и лавристы — представители течений в народническом движении, последователи М. А. Бакунина (1814–1876) и П. Л. Лаврова (1823–1900).
«Тривиальность: все люди смертны…» — Печ. впервые.
«Стали старыми евреям и…» — Печ. впервые.
Более или менее — Печ. впервые.
Поэты — Знамя, 1989, № 3.
Последняя необходимость — Сов. Татария, 1989, 28 окт.
«Утихомирились, угомонились…» — Печ. впервые.
Коридоры судьбы — БСП.
«На похоронах не смеются…» — ДН, 1987, № 6.
«Утверждают многие кретины…» — ЛО, 1988, № 6. Летейская струя — струя реки Леты (см. примеч. к стихотворению «Расстреливали Ваньку-взводного…» в т. 2 наст. изд.).
«Смерть вычеркивает, упрощает…» — Печ. впервые.
«Куда-то голос запропал…» — Печ. впервые.
«Тороплю эпоху: проход и…» — Веч. Казань, 1990, 20 марта.
Стихи 1977 года, а точнее, февраля — мая 1977 года, не случайно выделены в особый раздел тома. Для этого есть серьезные основания.
После нескольких дней тяжелого обострения болезни вечером 6 февраля 1977 года в Онкоцентре умерла Татьяна Борисовна Дашковская. В присутствии мужа, уже более суток находившегося либо в палате, либо у ее дверей. Умирание было тяжелым — накануне Слуцкий записал в блокноте следующие строки:
(Отношение к смерти как к избавительнице, призывы к ней надолго войдут в душевное состояние поэта.)
Тяжело переживая эту потерю, Слуцкий находит для себя спасение в том, к чему прибегал всю свою жизнь, — в поэзии. Можно сказать, теперь она остается его единственной спутницей. Утром, днем, вечером, даже среди ночи он то и дело обращается к своим рабочим тетрадям, вписывая на их страницы все новые и новые строки, строфы, стихотворения. Стихи льются из него едва ли не непрерывным потоком.
Если и до этого Слуцкий часто и много думал о смерти, о ее возможном приходе, то в эти месяцы его не покидает ощущение близкого конца. Отсюда, между прочим, и зачин одного из стихотворений, написанных в эту пору: «Я знаю, что „дальше — молчанье“, поэтому поговорим…» Так что и сам поэт относится к создаваемому им в это время как к последним словам, как к поэтическому завещанию. И торопится выговориться, выписаться, не расходуя времени на окончательную отделку написанного — об этом тоже говорится в одном из стихотворений.
Впрочем, в какой-то момент — видимо, в конце марта — начале апреля — Слуцкому показалось, что ему удалось освободиться от пут отчаяния, что безнадежность разжала свои тиски, что поэзия вновь выручила его. Но это состояние длилось недолго — уже через декаду после написания «светлого» стихотворения «И пух и перо» он напишет стихотворение «Когда ухудшились мои дела…» в преобладающем в эти месяцы подавленном, мрачном тоне.
