Том 3. Дилетантизм в науке. Письма об изучении природы [заметки]

Шрифт

Интервал

у нее нет души (франц.). – Ред.

наши друзья-враги (франц.). – Ред.

У нас, пожалуй, есть и еще нелепее обвинение науки: зачем она употребляет незнакомые слова. – Кому незнакомые??.

головоломкой (франц.). – Ред.

своеобразной (лат.). – Ред.

Ничто не внутри, ничто не вовне, ибо то, что внутри, есть и вовне. (нем.). – Ред.

Вообще, математика, несмотря на то, что предмет ее, по превосходству, мертв и формален, отделилась от сухого то или другое. Что такое дифференциал? – Бесконечно малая величина; стало быть, или он имеет величину, и в таком случае это величина конечная, или не имеет никакой величины, в таком случае он нуль. Но Лейбниц и Ньютон постигли шире и приняли сосуществование бытия и небытия, начальное движение возникновения, перелив от ничего к чему-нибудь. Результаты теории бесконечно малых известны. Далее, математика не испугалась ни отрицательных величин, ни несоизмеримости, ни бесконечно великого, ни мнимых корней. А, разумеется, все это падает в прах перед узеньким рассудочным «то или другое».

Оставьте всякую надежду вы, сюда входящие! (итал.). – Ред.

потусторонний мир (нем.). – Ред.

Исповедания веры (франц.). – Ред.

Разве зерно природы – не в сердце человека? (нем.). – Ред.

Следующая статья посвящена будет исключительно дилетантам-романтикам.

Первая статья была о дилетантизме вообще; следующая будет посвящена специализму в науке, в четвертой (если она будет) поговорим о формализме. – Писавший просит редакцию позволить ему обратить внимание читателей на важную опечатку, вкравшуюся в первую статью. На стран. 33, стр. 20-й снизу, напечатано вместо гуманнейший – туманнейший.

Данте. «Восход в рай».

эпохи Возрождения (франц.). – Ред.

Выражение о музыке принадлежит Шеллингу; «Пантеон на Парфеноне», – сказал о храме Петра В. Гюго.

божественных мастеров (итал.). – Ред.

О перевороте в науке предполагаем поговорить в особой статье, а потому не говорим здесь. Впрочем, достаточно назвать Бэкона, Декарта и Спинозу.

о свободном и рабском суждении (лат.). – Ред.

Прошлое столетие окончилось бурей, а новое начинается убийством (нем.). – Ред.

переполох, суматоха (франц.). – Ред.

Если они не станут вредить, то будут пугать (нем.). – Ред.

которые прослушали все звуки музыкального произведения, но не уловили чувством одного – гармонии этих звуков (нем.). – Ред.

напоследок (франц.). – Ред.

по обязанности (лат.). – Ред.

«Отеч. зап.» 1843 г. Книжка 1. Статья «О дилетантизме в науке»

вольнодумцами (франц.). – Ред.

ученые-специалисты (нем.). – Ред.

поднимать целину (франц.). – Ред.

терпеть (франц.). – Ред.

Разумеется, слово образованный принято в истинном смысле его, а не в том, в котором его употребляет, например, жена городничего в «Ревизоре».

Не помню, в какой-то, недавно вышедшей в Германии, брошюре было сказано: «В 1832 году, в том замечательном году, когда умер последний могиканин нашей великой литературы». – Да!

Считаю необходимым еще раз сказать, что дело идет единственно и исключительно о цеховых ученых и что все сказанное только справедливо в антитетическом смысле; истинный ученый всегда будет просто человек, и человечество всегда с уважением поклонится ему.

<ученых писаний (франц.)>. Гегель, говоря где-то об гигантском труде читать какую-то ученую немецкую книгу, присовокупил, что ее, верно, было легче писать.

ансамбль (франц.). – Ред.

познаваемым (итал.) – Ред.

завершено (лат.) – Ред.

наук (лат.). – Ред.

навязчивой идеи (франц.). – Ред.

ориентацию (нем.). – Ред.

и прочие (итал.). – Ред.

в сыром виде (лат.). – Ред.

Все, что хорошо продумано, выражается ясно, и слова для выражения подыскиваются без труда (франц.). – Ред.

Буддисты принимают существование за истинное зло, ибо все существующее – призрак. Верховное бытие для них – пустота бесконечного пространства. Переходя из степени в степень, они достигают высшего конечного блаженства несуществования, в котором находят полную свободу (Клапрот). Какое родственное сходство!

непременное условие (лат.). – Ред.

и новые мучения, и новые мученики (итал.). – Ред.

Это сказал Гёте; Гегель в «Пропедевтике» (том XVIII, § 63) говорит: «Слово не есть еще деяние, которое выше речи». И германцы, стало, понимали это.

Аристотель.

Над этими выражениями посмеются наши люстихи; не будем так робки, пусть люстихи посмеются; на то они люстихи. Смех для них вознаграждение непониманью; из человеколюбия надобно им предоставить такой дешевый реванш.

«Романские народы имеют характеристику резче германцев, они определенные цели свои исполняют с чрезвычайной твердостью, обдуманностью и ловкостью». «Philosophie der Geschichte», p. 422, Tome IX.

от джентльмена (англ.). – Ред.

«Philos, des Rechts», Vorrede. Курсивом напечатанное подчеркнуто в тексте.

поэт (лат.). – Ред.

О Зевс, почему я должна исчезать? – спросила красота. – Только преходящее я сделал прекрасным, – ответил бог (нем.). – Ред.

погоня за расположением (лат.). – Ред.

прекраснодушие (нем.). – Ред.

«Есть более полный мир с действительностию, доставляемый познанием ее, нежели отчаянное сознание, что временное дурно или неудовлетворительно, но что с ним следует примириться, потому что оно лучше не может быть». «Philos. des Rechts».

Например, во всем предисловии в «Феноменологии».

Это не выдумка, а сказано в Байергофферовой «Истории философии» («Die Idee und Geschichte der Philosophie» von Bayerhoffer. Leipzig, 1838. Последняя глава).

«Phenomenologie», Vorrede.

по должности (франц.). – Ред.

Помнится, в «Истории философии».

Великая мысль Бюффона: «La nature ne fait jamais un pas qui ne soit en tous sens». <Природа не делает ни одного шага, который не был бы направлен во все стороны (франц.)>.

Создание природы вещей и сама природа вещей – одно и то же (лат.). – Ред.

«Philos. des Rechts»

все свое неся с собой (лат.). – Ред.

При этом невольно вспомнилась великая мысль Спинозы: «Beatitudo non est virtutis praemium, sed ipsa virtus». <Счастье не награда за доблесть, а сама доблесть (лат.)>.

Но божественный юноша возносится из пламени и с ним, в его объятиях, улетает возлюбленная (нем.). – Ред.

ничегонеделания (итал.) – Ред.

например (лат.) – Ред.

Вспомните труды Агассиса над ископаемыми рыбами и труды Орбиньи над слизняками и другими началами.

мир подробностей (франц.). – Ред.

«Notions de Philos. naturelle» par Geoffroy St.-Hilaire. Paris, 1838.

природы вещей (лат.). – Ред.

Кому нельзя? когда? почему? где критериум? – Наполеон считал пароходы невозможностию…

неведомое (лат.). – Ред.

В истории все относительно абсолютно; безотносительно абсолютное – логическое отвлечение, которое за пределами логики тотчас делается относительным.

Сократ смотрел на физические науки как-то вроде наших филологов; но это была временная размолвка.

«пятой сущности» (лат.). – Ред.

Предоставляю себе впоследствии показать несколько разительных примеров теоретических нелепостей наук положительных; теперь укажу вам только на все существующие курсы физики: Био, Ламе, Гей-Люссака, Депре, Пулье и пр. и пр. Химия занимается больше делом, ее предмет конкретнее, эмпиричнее; но физика отвлеченнее по своим вопросам, и потому она представляет торжество ипотетических объяснительных теорий (т. е. таких, о которых вперед знают, что они вздор). С самого начала в физике гибнет эмпирический предмет; являются одни общие свойства: материя, силы; потом вводятся какие-то внешние агенты: электричество, магнетизм и пр., даже бедную теплоту попробовали олицетворить – в теплотворе, – греческий антропоморфизм природы, только сухой, неизящный. А теория света? Две противоположные теории света, обе опровергаемые, обе признанные, потому что есть явления, которые объясняются по одной, а другие – по другой! И как его ни определяют: и жидкостью, и силой, и невесомым! Почему он жидкость, когда невесомый, – да такая легкая жидкость? Отчего же гранит не считать претяжелой жидкостью? И что за жалкое определение невесомости! Свет, сверх того, и не пахучее? Сила – тоже не лучше! Почему не сказать: свет – действие? На силу все можно свести как на достаточную причину явления. Отчего звука никто не называет ни жидкостью, ни силой (хотя Гассенди и толковал об атомах звука)? Отчего никто не называет очертания тела невесомой формой его? На это возразят, что форма присуща телу, звук – сотрясение воздуха. А разве кто-нибудь видел все общество imponderabilium <невесомых (лат.)> вне тел, так – самих по себе? – «Да это все одни временные определения для того, чтоб как-нибудь не растеряться; мы сами этим теориям не придаем важности». Очень хорошо, но ведь когда-нибудь надобно же и серьезно заняться смыслом явлений; нельзя все шутить: принимая для практической пользы неосновательные ипотезы, наконец, совершенно собьемся с толку. Эта метода делает страшный вред учащимся, давая им слова вместо понятий, убивая в них вопрос ложным удовлетворением. «Что есть электричество?» – «Невесомая жидкость». Не правда ли, что лучше было бы если б ученик отвечал: – «не знаю»?..

сравнение – не доказательство (франц.). – Ред.

«Гомеопатическая фармацевтика» (нем.). – Ред.

Хотя Александр Македонский и посылал Аристотелю всяких животных, но он наверное знал их меньше, нежели Ламарк, что ему не помешало разделить животных на Schorophora и Namatophora, а это совпадает с Vertebrata и Avertebrata <позвоночные и беспозвоночные (лат.)> Ламарка.

Так, отвлеченные силы, причины, поляризация, оттолкновение и притяжение, – все это в физику перешло из логики, из математики, и, разумеется, взятое без критики, без связи, утратило настоящий смысл свой.

междучелюстная кость (лат.). – Ред.

«Goethe's Werke», T. XXXVI, Zur Osteologie etc.

в самую суть дела (лат.). – Ред.

Прилагаю ко второму письму маленькую статейку Гёте, писанную в 1780 году <см. ниже, стр. 138–141>.

нечто цельное, единое: «Вверху – духи, внизу – камень» (нем.). – Ред.

Например, его мысль о том, что череп есть развитие позвонков; его превращение частей растения, os intermaxillare и сотни заметок остеологических. См. у Жоффруа Сент-Илера, де-Кандоля и проч.

сентиментальностью (нем. Gemütlichkeit). – Ред.

комический дивертисмент (итал.). – Ред.

выводы, от consequens (лат.). – Ред.

Нужно ли повторять, что эмпиризм в крайностях своих нелеп, что его ползанье на четвереньках так же смешно, как нетопырьи полеты идеализма; одна крайность вызывает всегда такую же крайность с противоположной стороны.

в скрытом виде (лат.). – Ред.

предварительных набросков (нем.). – Ред.

«С моей стороны – здесь только движение руки и добрая воля» (франц.). – Ред.

Может быть, не вовсе излишним будет обратить внимание читателей, что слова: «идеализм», «метафизика», «отвлечение», «теория» принимаемы были в том крайнем значении, где они ложны, исключительны. Если эти слова принять в смысле более общем, взятом не из их исторического определения, если им подсунуть определения идеальные, выйдет не то; но я прошу тогда вспомнить, что я их не в том смысле принимаю; для меня эти слова – лозунги, знамена одностороннего направления, указывающие сразу больное место. Разумеется, Аристотель не в этом смысле употреблял слово «метафизика»; всякого человека, рассматривающего природу не как съестной припас, а как нечто познаваемое, можно назвать метафизиком, так, как всякого мыслящего – идеалистом. Я счел обязанностию сказать, в каких пределах приняты мною эти слова. Если они не нравятся, пусть читатель заменит их другими – le fond de la chose <суть дела (франц.)> остается то же, а мне только в нем и дело. Еще одно замечание: Гегелево воззрение не принято и неизвестно в положительных науках; о методе его едва знают во Франции, но тем не менее гегелизм имел большое влияние на естествоведение, – влияние, которого источник натуралисты не могут узнать, но которое очевидно и в Либихе, и в Бурдахе, и в Распайле, и во многих других, хотя бóльшая часть их отречется, наверное, от сказанного нами. Они сами не знают, как приняли в себя из окружающей среды то направление, в котором ведут науку. Постараюсь в одном из последующих писем доказать сказанное здесь.

с самого начала (лат.). – Ред.

100

Несколько разумов – такое бессмыслие, которое человеческое воображение не только понять, но и представить не может. Если мы примем, например, два разума, то истинное для одного будет ложью для другого – иначе они не разные; с тем вместе оба разума имеют право считать каждый свою истину истиной, и это право признано нами в признании двух разумов; если мы скажем, что один только понимает истину, тогда другой разум будет безумие, а не разум. Два различные разума, обладающие различными истинами, напоминают те унизительные случаи, когда двое присягают, один противоположно другому. Разное понимание предмета не значит, что разумы разные, а, во-первых, что люди разные, и, во-вторых, что в разных степенях развития разума истина определяется различно, с разных сторон одним и тем же разумом.

101

Т. е. существование, как одно по себе бытие, и сознание, как одно для себя бытие.

102

Вечно движущаяся сила природы божественно закономерно порождает и созидает; жизнь разобщает, и в жизни – единство, духи вверху и камень внизу (нем.). – Ред.

103

отрицание (лат. negatio). – Ред.

104

недоношенное (франц.). – Ред.

105

разделяй и властвуй (лат.). – Ред.

106

В начале всех писем.

107

И с ним, в его объятьях, улетает возлюбленная! (нем.). – Ред.

108

Излагая главные моменты греческой философии, я следовал лекциям Гегеля об истории древней философии. Все места, цитованные мною из Платона, Аристотеля, взяты оттуда. История древней философии у него отделана до высокого художественного совершенства; кажется, нельзя того же сказать об его истории новой философии: она бедна и местами одностороння, даже пристрастна (напр<имер>, как мало оценен подвиг Канта!). Знакомые с германской философией увидят в самом изложении древней философии некоторые довольно важные отступления от «Лекций об истории философии». Я во многих случаях не хотел повторять чисто абстрактных и пропитанных идеализмом мнений германского философа, тем более что в этих случаях он был неверен себе и платил дань своему веку.

109

Вода спокойно объемлет вселенную (нем.). – Ред.

110

«Тела, – говорит Лейбниц, – только кажутся постоянными; они похожи на поток, ежеминутно приносящий новую воду, – на Тезеев корабль, который афиняне беспрестанно чинили».

111

Разве только в монадологии Лейбница.

112

Сократ.

113

это – разгадка (франц.). – Ред.

114

Аристотель с удивительною проницательностию указал на абстрактность Сократа: «Сократ лучше Пифагора говорит о добродетели, но неправ; он считает добродетель знанием. Всякое знание имеет логос (разумное основание), логос же только в мышлении; он все добродетели полагает в ведении и снимает алогическую сторону души; именно – страстность, чувства, характер; добродетель не есть наука; Сократ сделал из добродетели логос, мы же говорим: она с логосом! Она не ведение, но и не может быть без ведения». Аристотель определил добродетель «единством разума с неразумностью».

115

Кстати упомянуть здесь о богопознании древнего мира: это слабейшая сторона его философии; недаром неоплатоники бросили все прежние вопросы и занялись преимущественно теодицеей. Языческий мир был в этом отношении чрезвычайно непоследователен; при представлениях политеизма мыслящему человеку остановиться было невозможно; нельзя было, в самом деле, удовлетвориться Олимпом и добрыми греками, жившими на нем. Ксенофан элеатик говорит: «Если б быки и львы имели руки, они непременно ваяли бы своих богов так, как мы, брав образец с себя». Но, отстав от традиционных представлений, греки не могли сладить философского понимания с религиозным, ни разом пожертвовать язычеством; они могли жить, оставаясь при неопределенном, шатком, колеблющемся принимании язычества суррогатом мысли; оттого ни нус, ни душа мира, ни демиург, ни самая энтелехия Аристотеля не удовлетворяют их вполне. У них религия является всякий раз случайно, deus ex machina, они вдруг делают скачок от чистого мышления в религиозное представление, оставляя их во всем непримиримом противоречии. Тут один из пределов греческого воззрения; не ждите полного ответа о божественном от язычника: признает ли он, отвергает ли – он в обоих случаях неправ. Цицерону приходила в голову мысль формально примирить древнюю религию с философией; интересы его были и не религиозные и не философские, – он был государственный человек, и для общественной пользы писал прозаические трактаты de natura deorum <о природе богов (лат.)>, и без всякой пользы излагал в дюсисовском переводе великую науку греков.

116

Древние придавали печени довольно странное физиологическое значение: они ее считали источником снов, вероятно, основываясь на изобилии крови в этом органе. Здесь дело идет вовсе не о мнении Платона о печени, а о том, что он говорил по ее поводу.

117

бессмыслица (франц.). – Ред.

118

чистое действие! (лат.). – Ред.

119

образ, идея (греч.) – Ред.

120

чистая доска (лат.). – Ред.

121

Здесь поневоле вспоминается спор, долго тянувшийся между идеалистами и эмпириками о начале вéдения. Одни началом ставили сознание, другие – опыт. Спорили, писали томы и были очевидно неправы, потому что обе стороны принимали отвлечение за истину. Лейбниц, своими гениальными «nisi intellectus», указал на разрешение спора; но его не поняли, находили, что это диалектическая уловка, искажение вопроса, и требовали лаконически то или другое: первенство опыта или сознания, la bourse ou la vie! <кошелек или жизнь! (франц.)>. Теперь этот вопрос никого не занимает; очевидность истины с той и другой стороны и невозможность удержаться в одном определении, не перейдя в другое, прямо ведет к заключению, что истина состоит в единстве односторонностей, не исчерпывающих ее враз, необходимых друг для друга. И чего добивались спорившие? для чего им хотелось утвердить ничтожное хронологическое первенство за опытом или за сознанием? Вероятно, они думали на этом первенстве основать майорат, не замечая, что, в чью бы пользу ни разрешили вопроса, – победа досталась бы противникам. Если начало знания – опыт, то знание действительное должно доказать, что предположение, предупреждающее его, не есть знание, что от него должно отречься, потому что оно – не знание; начало в самом деле – тот момент знания, в котором оно равно незнанию, – одна возможность знания, снимаемая развитием. Знание равно невозможно без опыта и без смысла. Если феноменально опыт предшествует сознанию, то это не больше значит, как то, что он служит внешним условием для обличения предсуществующего ему разумения, которое осталось бы одною возможностию, не возбужденное опытом. Подобные абстракции, удерживаемые в противоречащей полярности, ведут к антиномиям, в которых бесконечно повторяется противоречие с монотонностью, приводящей в отчаяние и указующей на какую-то неладность в самом вопросе. В этих антиномиях беспрерывно вращается рассудочная наука. Мы с ними еще не раз встретимся.

122

Здесь: средневековые ученые-богословы (лат.). – Ред.

123

Предупреждая возражение какого-нибудь филолога, считаем нужным заметить, что мы разумеем судьбы Аристотеля на Западе. В Восточной империи – вероятно, до самых турков – водились люди, читавшие древних философов, в том числе Аристотеля, и смотревшие на него с своей точки зрения, – истории науки, собственно, до этого дела нет; история вообще не обязана заниматься всем, что делают люди и что они везде делают. Все, что выпадает из общего русла или не втекает в него, что замирает в стоячести или, усталое, падает на полдороге, что случайно, частно, – тогда только имеет право на историческое значение, когда оно не бесследно; в противном случае история забывает – и в этом великое милосердие ее! История Китая обыкновенно преподается короче, нежели история каждого города Италии: неужели вы думаете, причина этому пристрастие, даль или близость? В таком случае Плутарх – до высочайшей степени пристрастный человек: почему он писал биографии Перикла, Алкивиада и проч., а не каждого афинского гражданина? или почему в своих биографиях он не рассказывает, как у его героев резались зубы, как их отнимали от груди или как в болезненном и старческом бреду они капризничали, охали и проч.? История, как Французская академия, никому сама не предлагает места в себе, а разбирает права тех, которые сами стучались в дверь ее.

124

Сомнение.

Охотно служу я друзьям моим, но, по несчастию, мне это приятно: меня часто упрекает совесть в безнравственности за это.

Решение.

Делать тут нечего, старайся их ненавидеть и делай с отвращением то, что тебе повелевает долг.

125

религии, обоснованной естественными, философскими доводами (франц.). – Ред.

126

на деле (лат.). – Ред.

127

Секст Эмпирик жил во II веке после Р. X. Человек ума необъятного, но чисто отрицательного, он не только все отрицал, но, еще хуже, он принимал все; в его диалектике есть какая-то ирония, повергающая в отчаяние; он отвергает каузальность, например, но потом говорит: стало быть, есть достаточная причина отвергать причину как причину, – но если так, то и причина отвергать каузальность несостоятельна. Он, как Кант, выставил ряды антиномий – и все их оставил антиномиями. Последним словом своим он сказал: «Тогда только тревожность духа успокоится и водворится счастливая жизнь, когда бегущему от зла или стремящемуся к добру укажут, что нет ни добра ни зла». После таких слов мир, который привел к ним, должен пересоздаться.

128

Май жизни цветет лишь раз и не больше (нем.). – Ред.

129

У Прокла это всего яснее; он был посвящен во все таинства и удивлял жрецов своими теологическими тонкостями.

130

возрождение, возвращение всего в первоначальное состояние (греч.). – Ред.

131

Вот что говорит Порфирий о своем учителе: «Плотин нам казался существом высшим, он стыдился своего тела, не любил говорить ни о своей семье, ни о родителях, ни об отчизне. Никогда не дозволял он, чтоб его тело было повторено живописцем или ваятелем; когда Аврелий просил его позволения срисовать его, он ответил ему: “Не довольно ли, что мы принуждены таскать с собою тело, в котором заключены природою, неужели нам еще оставлять изображение тюрьмы, как будто вид ее имеет в себе что-либо величественное?”» Это чисто романтическое направление!

132

существующее положение (лат.). – Ред.

133

Посмотрите, какие страшные слова вырываются иногда у Плиния, у Лукана, у Сенеки. Вы в них найдете и апотеозу самоубийству, и горькие упреки жизни, и желание смерти, да какой смерти – «смерти с упованием уничтожения»! – «Смерть единственное вознаграждение за несчастие рождения, и что нам в ней, если она ведет к бессмертию? Лишенные счастия нe родиться, неужели мы лишены счастия уничтожиться»? («Hist. Nat.»). Это говорит Плиний. Какая усталь пала на душу людей этих, какое отчаяние придавило их!

134

См. начало второго письма.

135

Одна отрасль естествоведения, тесно связанная с математикой и заставлявшая поневоле наблюдать – астрономия – развилась в наиболее наукообразную форму при Иппархе и Птоломеях, – оттого «Алмагеста» и устояла до самого Коперника.

136

щедрая, кроткая, заботливая, всегда готовая служить смертным, чтό только она не заставляет родиться! (лат.). – Ред.

137

Buhle. Geschichte der Phil. seit der Wiederherstellung der Wissenschaften. - 1800. T. I.

138

о свиданиях (франц.). – Ред.

139

Кстати заметить здесь, что древние были самые плохие химики (в теоретическом смысле); однако они предвидели и догадывались о химическом сродстве; они понимали, что известные вещества с одними соединяются, имеют к ним симпатию, с другими – нет (гомеомерии).

140

Лукреций, между прочим, в утешение умирающих, говорит, что все мертвые – ровесники, ибо для них нет времени.

141

Вспомните красноречивые страницы Августиновой «De Civitate Dei» и его обличения всей суетности и непоследовательности языческой религии, всей уродливости ее нравственности.

142

Гален первый заметил, что артерии наполнены кровью, а не воздухом; при рассечении трупов, разумеется, артерии всякий раз представлялись пустыми, и до Галена полагали, что в них обращается воздух. Между прочим, Гален говорит: «Если б людям удалось узнать состав воздуха, объяснилась бы животная теплота: горение поддерживается тем же, чем жизнь». Это предвéдение кислорода! В XVI веке Цизалпин вздумал доказывать, что центр нервной системы в сердце, – а Цизалпин был очень и очень ученый доктор. Вот каковы были средние века для естествоведения!

143

Сравните созидающее разрушение Блаженного Августина с esprits forts <вольнодумцами (франц.)> древнего мира или с их отчаянным скрежетом зубов. Плиний, например, говорит, что единственное утешение людям состоит в том, что боги также не всемогущи, не могут себя сделать смертными, людей бессмертными, ни того, чтоб прошедшее не было, или чтоб два раза десять не было двадцать. Он с горьким упреком замечает, что люди, не довольствуясь Олимпом и не имея сил отречься от него, выдумали себе новые цепи, склонились перед отвлеченными страшилищами – перед случаем и счастием – и трепещут безумно перед собственными вымыслами. Лукиан – Вольтер той эпохи. Возьмите, например, его трагического Юпитера, это комедия-buffa на Олимпе. Он представляет Юпитера, растерявшегося от спора эпикурейца, отвергающего богов, с стоиком; не зная, что делать, Юпитер собирает совет. Начинается спор, кому где сидеть. Юпитер приказывает сперва усадить золотых богов, потом мраморных, и притом сперва Праксителевой работы, потом других мастеров. Нептун тут же объявляет, что он не сядет ниже какого-нибудь египетского урода из золота с собачьей мордой. Велено быть без чинов. Вдруг с топотом и треском переваливается Колосс Родосский и говорит, что он хотя и медный, но меди в него пошло больше, нежели золота в иного золотого бога. Пока они вздорят и пока Юпитер собирает нелепые мнения, между которыми отличается мнение олимпийского Скалозуба – Геркулеса, который просит позволения покачать колонны портика, под которыми идет спор, эпикуреец побеждает стоика, – и Олимп в дураках. Можно было потрясти язычество, особенно в известном кругу людей, такими едкими насмешками – но такое отрицание оставляло пустоту в душе. И потом, порицая язычество, те же люди видели в социализме древнего мира идеал; они хотели сохранить Рим и Грецию с их гражданским устройством, односторонним и тесно связанным с религией.

144

Выражение, принадлежащее Григорию Назианзину в письме к Василию Великому: «Помнишь ли, – говорит он, – как мы наслаждались лишениями и постом?»

145

Если некоторые мыслители и стояли выше общественного мнения о нравственности, то это только значит, что они уже перешли предел древнего воззрения. В этом отношении, может быть, Сенека всех выше, – потому-то он и стоит на самом краю древнего мира.

146

не будем заботиться о неверном завтра (итал.). – Ред.

147

наслаждение (франц.). – Ред.

148

Апостол Павел, «К коринфянам», говорит: «Вся тварь ждет искупления». Этого не хотели понять схоластики.

149

Предметы споров у схоластиков иногда поразительны, например: «Адам в первобытном состоянии знал ли “Liber sententiarum” Петра Ломбардского или нет?»

150

<монастыря> блаженного Мартина: «То будет убито этим» (лат. и франц.). – Ред.

151

словопрение (греч. λογομαχία). – Ред.

152

Первый профессор химии от сотворения мира.

153

Даже Бэкон Веруламский не мог совершенно отделаться от астрологии и магии.

154

Самое подробное изложение Бруно, со множеством выписок, у Буле в «Gesch. der neuern Philosophie», II. Band.,от 703 до 856. В геттингенской библиотеке Буле нашел много неизвестных сочинений Бруно и ими пользовался.

155

наисовершеннейших диалектиков (лат.). – Ред.

156

тевтонским богословом (лат.). – Ред.

157

Мы не минуем Бёма, хотя, надобно сказать, в истории науки он мало имел влияния; его наукообразно поняли только в нашем веке.

158

Homo от humus.

159

помни о жизни (лат.). – Ред.

160

помни о смерти (лат.). – Ред.

161

в собственном смысле слова (лат.). – Ред.

162

с точки зрения вечности (лат.). – Ред.

163

по когтям узнают льва! (лат.). – Ред.

164

качество. – Ред.

165

Странное дело: в протестантизме, как и в деле науки, романские народы являются только на заглавном листе с своим брешианским Арнольдом и Жироламом Савонаролой, с своими гугенотами… потом они предоставляют миру германическому собрать первые плоды, как будто выжидая чего-либо.

166

великого еврея (итал.). – Ред.

167

Разве прибавить Лейбница и Фихте?

168

<вина не человека (лат.)>. «Gesch. der Phil.». Т. III, p. 276 и 277. Всего лучше доказывает эту мысль длинная биография Гегеля, написанная Розенкранцем и вышедшая с год тому назад; в ней есть высокого интереса отрывки из Гегелевых бумаг и почти без всякого интереса жизнеописание. Немецкая жизнь без событий, с переменою кафедр, mit Sparbüchsen für die Kinder, Geburtsfeiertagen etc.

169

Теперь мы можем сказать, что мы дома; подобно мореплавателям, долго носившимся по бурному морю, мы можем воскликнуть: «Земля!» («Gesch. der Phil.» T. III, стр. 328 и еще там же, стр. 275).

170

Познай самого себя (лат.). – Ред.

171

Erdmann. «Versuch einer Geschichte der neuern Philosophie», 1840-42. I. T., Descartes.

172

Об этом более в следующем письме.

173

<хотя они сами никогда не происходили таким образом (лат.)>. Впрочем, может быть, такие фразы – официальная оговорка, вроде тех, которые употреблялись Коперником и даже Ньютоном.

174

Современники Декарта заметили мертвенность его вещества. Генрих Морус писал ему письмо, в котором называет вещество темной жизнию – materiam utique vitam esse quandam obscuram, nec in sola extensione partium consistere, sed in aliqua semper actione <материя при всех обстоятельствах есть некая темная жизнь и состоит не в одной лишь протяженности частей, но в некой постоянной деятельности (лат.)> «R. Des. Epist.». I. Ер. 4, XX.

175

претензией на аристократизм (нем.). – Ред.

176

в сыром виде (лат.). – Ред.

177

вне закона (франц.). – Ред.

178

Бэкона необходимо читать самому; у него везде нежданно, невзначай встречаете мысли поразительной верности и ширины. Для доказательства и для того, чтоб больше ознакомить с Бэконом, я приложу к следующему письму несколько выписок из него; он своими словами лучше меня расскажет свое воззрение.

179

нет великого человека для его слуги (франц.). – Ред.

180

характер, дух (нем.). – Ред.

181

предшествования (лат.). – Ред.

182

великое восстановление (лат.). – Ред.

183

источник эманации (лат.). – Ред.

184

творящую природу (лат.). – Ред.

185

Например, в его «Новом органоне» нашли себе место не только гимнастика, но и косметика, даже теория роскоши.

186

противоречие в определении, внутреннее противоречие (лат.). – Ред.

187

Было время, когда идеализм в Германии ставил себе в достоинство свою ненужность, непрактичность и презрительно отзывался об утилитаризме филантропических и моральных учений шотландских, английских и французских мыслителей; в то же время идеалисты проповедовали против фактических наук, выдавая себя за натуры высшие, чуждые миру практической деятельности. Им не приходило в голову, что человек, считающий себя чуждым современности, непрактический, по большей части не высшая натура, а пустой человек, мечтатель, романтик, жертва искусственной цивилизации. Греки не поняли бы этой мысли: так нелепа она. Мысль себяотчуждения от жизни могла выработаться только в мрачных и запертых кабинетах книжных ученых и притом в Германии, которой общественная жизнь после Вестфальского мира была не из блестящих.

188

Я исключаю некоторые попытки, сделанные очень недавно в Германии и даже во Франции.

189

сумерки (франц.). – Ред.

190

атомистическая философия (лат.). – Ред.

191

Бэкон очень зло отозвался («De Aug. Scientiarum») об астрономии: «Наука о телах небесных очень несовершенна; она приносит людям нечто вроде той жертвы, которую однажды Прометей принес Юпитеру: он пожертвовал бычью кожу, набитую соломой, вместо быка; так и астрономия толкует о числе, положении, движении, периодах небесных тел… небесный свод для них бычья шкура; во внутренность явлений они не проникают».

192

Мы необходимо должны пропустить явления чрезвычайно замечательные и некоторые сильные личности, являвшиеся в XVII столетии не в главном русле науки, а, так сказать, возле. Сюда принадлежат английские и французские мистики, протягивавшие руку эмпирии и мирившиеся с нею (вроде того, как легитимисты мирятся с радикалами) на общем признании бессилия разума; сюда принадлежит ряд скептиков, сомневавшихся, вместе с мистиками, несравненно более в разуме, нежели в опыте (так сильна была реакция против схоластической догматики), и в числе их знаменитый Бель – защитник веротерпимости, признанной в России великим Петром и гонимой во Франции великим Лудовиком. Бель был один из неутомимейших деятелей XVII века; он замешан во все дела, причастен всем горячим вопросам и везде гуманен и едок, уклончив и дерзок; он действует без имени и всем известен: его гонят иезуиты – он от них спасается в Голландию; его гонят точно так же протестанты, и от них бежать некуда; католический король Франции его обогащает преследованием его протестантских брошюр, и протестантский король Англии чуть не лишает куска хлеба… Все это вместе живо выражает деятельный, кипящий и неустроенный XVII век.

193

Все старание наше было обращено на то, чтоб перевести как можно ближе к подлиннику, чтоб сохранить тон и манеру автора.

194

Loco citato – в указанном месте (лат.). – Ред.

195

Нет ничего в разуме, чего ранее не было в чувствах (лат.). – Ред.

196

предыдущее (лат.). – Ред.

197

линия поведения (франц.). – Ред.

198

Кстати, вероятно, многим казалось странным, отчего большая часть мыслителей XVII и XVIII века, читая Платона и Аристотеля, решительно не понимали единства внутреннего и внешнего (Платоновой идеи, Аристотелевой энтелехии), которое довольно ясно в воззрении того и другого; неужели это просто ограниченность? – Не думаю. Новый человек так распался с природой, что не может легко примириться с нею; он сочетавал больший смысл с этим распадением, нежели грек. Грекам легко было понимать неразрывность сущности и бытия, потому что они не понимали во всю ширину их противоположности. Напротив, средние века именно развили до последней крайности этот разрыв, и мысль не токмо удовлетворилась уже греческим примирением, но потеряла возможность понимать его. Грек предавался сочувствию к истине; новому человеку надобны были анализ и критика; он убил в себе сочувствие рефлекцией и недоверием. Грек никогда не отделял ни человека, ни мысли от природы; для него сосуществование их было событие, не то чтоб совершенно отчетливо понимаемое, но фактически очевидное; новая наука в обоих проявлениях своих (реализме и идеализме) разрушала эту гармонию.

199

Позвольте мне привесть в заключение сказанного о Локке и его последователях следующее место из элементарной анатомии Генле, – Генле, прозектора, вечно сидящего за микроскопом и, следовательно, не состоящего в подозрении идеализма. Подробно разобрав нервную деятельность и энергию органа мышления, он говорит: «Разбирая сложные действия нашего духа, можно их свести на простые понятия или категории; но желание эти категории вывести из чего-либо внешнего было бы столько же безумно, как звуками объяснять краски. Все такого рода попытки ставят вперед то, что должно объяснить; так поступала Локкова школа, хотевшая вывести понятия из внешнего опыта. Положение Nihil in intellectu, quod non ante fuerit in sensu – до такой степени ложно, что, физиологически говоря, скорее можно утверждать, что ничего не может перейти из чувств в разум. Внешнее не может даже произвести ощущений, не предшествующих как возможность; где же ему проникнуть в орган мышления? Внешнее развивает только усыпленное в нем. Во взаимодействии с внешним миром энергия чувств обособляется (делается специальною) соответ ствующими раздражениями, которые, развиваясь, заменяют собою первоначальные ощущения. Органы чувств составляют соответствующее раздражение органу мышления. Поражению чувств соответствуют известные чувственные понятия; степень их развития находится в соотношении с прочувствованным, с прожитым чувствами (von den Erlebnissen der Sinne). Мышление развитое относится к первым действиям ума почти так же, как фантазия образованного глаза к мерцанию и к цветным пятнам. Возвратиться к первоначальным понятиям невозможно. История развития и образ чувствований воспитали нам формы, которыми мы думаем», и проч. См. «Allgemeine Anatomie» von Henle, p. 751–2; она составляет VI том превосходного издания, в котором современные германские врачи-натуралисты почтили память своего знаменитого учителя – S. Т. Sömmering. «Vom Baue des menschlichen Körpers».

200

оставайтесь вдали! (лат.). – Ред.

201

Свершилось! (лат.). – Ред.

202

Только Шекспир и Гоббс не подойдут сюда; поэтическое созерцание жизни, глубина пониманья ее действительно беспредельна у Шекспира; Гоббс был до чрезвычайности смел и консеквентен, но об нем можно сказать то, что Мирабо сказал о Барнаве: «Твои глаза холодны, на тебе нет помазания». Байрон – Юм поэзии – принадлежит уже к другой Англии, к той, которая, долго не переводя духа, именно с года рождения Байрона (1788), с судорожным вниманием смотрела на революцию и, как Гаррик, одной частью лица улыбалась, а другою плакала, – к той Англии, которая, отправляя «Беллерофон», вскрикнула: «Я победила!» и сама покраснела от такой победы.

203

Учредительного собрания (франц.). – Ред.

204

Это человек, который высказал секрет, известный всем (франц.). – Ред.

205

Надобно видеть, как живо или увлекательно делает именно этот переход от эгоизма к любви глубокомысленнейший из всех энциклопедистов, Дидро, если не ошибаюсь, в своем «Essai sur le mérite et la vertu».

206

от доброго старого времени (франц.). – Ред.

207

Я все сказал (франц.). – Ред.

208

Систему природы – культом Разума (франц.). – Ред.

209

Советую почитать, например, Шлоссера «Историю XVIII столетия».

210

«Geschichte der Philosophie», Т. III, p. 529.

Еще от автора Александр Иванович Герцен

Александр Герцен

Кто виноват?

Могучий расцвет русской литературы, столь блестяще ознаменованный именами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, нашёл своё продолжение в сороковых годах прошлого столетия, когда явилась новая плеяда русских писателей: Некрасов, Тургенев, Гончаров… увы, попадались и откровенно бездарные писатели…

Александр Герцен

Сорока-воровка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Александр Герцен

Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Герцен

Елена

Александр Герцен

Легенда

Александр Герцен

Былое и думы (Часть 4)