Том 27. Письма 1900-1901 - [150]

Когда начались подготовительные работы, Антон Павлович стал настаивать, чтобы мы непременно пригласили одного его знакомого генерала. Ему хотелось, чтобы военно-бытовая сторона была до мельчайших подробностей правдива. Сам же Антон Павлович, точно посторонний человек, совершенно якобы не причастный к делу, со стороны наблюдал за нашей работой.

Он не мог нам помочь в нашей работе, в наших поисках внутренности прозоровского дома. Чувствовалось, что он этот дом знает подробно, видел его, но совершенно не заметил, какие там комнаты, мебель, предметы, его наполняющие, словом, он чувствовал только атмосферу каждой комнаты в отдельности, но не ее стены <…> Теперь понятно, почему Антон Павлович так добродушно смеялся и улыбался от радости, когда задачи декоратора и режиссера совпадали с его замыслом. Он долго рассматривал макет декорации и, вглядываясь во все подробности, добродушно хохотал <…> Среди всех его волнений об участи пьесы он немало беспокоился о том, как будет передан набат в третьем акте во время пожара за сценой. Ему хотелось образно представить нам звук дребезжащего провинциального колокола. При каждом удобном случае он подходил к кому-нибудь из нас и руками, ритмом, жестами старался внушить настроение этого надрывающего душу провинциального набата.

Он бывал почти на всех репетициях своей пьесы, но очень редко, осторожно и почти трусливо выражал свои мнения. Лишь одно он отстаивал особенно энергично: как и в „Дяде Ване“, так и здесь он боялся, чтобы не утрировали и не карикатурили провинциальной жизни, чтобы из военных не делали обычных театральных шаркунов с дребезжащими шпорами, а играли бы простых, милых и хороших людей, одетых в поношенные, а не театральные мундиры, без всяких театрально-военных выправок, поднятий плеч, грубостей и т. д.

— Этого же нет, — убеждал он особенно горячо, — военные же изменились, они же стали культурнее, многие же из них уже даже начинают понимать, что в мирное время они должны приносить с собой культуру в отдаленные медвежьи углы.

На этом он настаивал тем более, что тогдашнее военное общество, узнав, что пьеса написана из их быта, не без волнения ожидало ее появления на сцене <…>

Антон Павлович просмотрел весь репертуар театра, делая свои односложные замечания, которые всегда заставляли задумываться над их неожиданностью и никогда не понимались сразу. И лишь по прошествии известного времени удавалось сжиться с этими замечаниями <…>

Антону Павловичу не удалось дождаться даже генеральной репетиции „Трех сестер“, так как ухудшившееся здоровье погнало его на юг, он уехал в Ниццу» («А. П. Чехов в Художественном театре». — Станиславский, т. 5, стр. 348–350).

Побывай еще раз на Воробьевых горах и напиши. — См. примечания к письму 3144^*.

3146. В. С. МИРОЛЮБОВУ

15 сентября 1900 г.

Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XVIII, стр. 393–394.

Ответ на письма В. С. Миролюбова от 21 августа и 8 сентября 1900 г.; Миролюбов ответил 19 сентября (ГБЛ).

…меня уже все на свете забыли. — В ответ Миролюбов писал: «Вас никто не забыл, не жалуйтесь и Вы. Нет, впрочем, жалуйтесь, коли есть на что, жалуйтесь тоже на одиночество. Ваше одиночество я чувствую и за него негодую на людей. Люди Вас не забыли, о Вас теперь всюду говорят, Вас превозносят в отзывах, ругают тех, кто Вас не хвалит, — а кругом Вас — холод. Нет, голубчик Антон Павлович, жалуйтесь! Вы можете это делать в своих рассказах. Увы, я уже не могу этого делать в песнях. И меня это иногда так гнетет; так жаль бывает голоса, прежнего голоса, который не резал мне уха, что, кажется, запил бы…»

С удовольствием прислал бы рассказик в «Журнал для всех»… — В письме от 21 августа Миролюбов обращался к Чехову с просьбой написать для «Журнала для всех» рассказ: «Рассказов хороших нет, и вся надежда, что Вы поддержите осенью, а то подписчики ропщут: обещали мы Чехова и Горького, а даем Петрова да Семенова». С этой же просьбой Миролюбов обращался и в следующем письме от 8 сентября: «Жду от Вас рассказа и хоть несколько строк. Слышу, что Вы дали повесть в „Неделю“, обещали повесть в „Жизнь“ на осень, только нас все забыли. Горький мне ни слова не отвечает, об Вас тоже нет ни звука…»

Нужно в «Жизнь» и в «Русскую мысль»… — В. А. Поссе и В. М. Лавров также просили Чехова написать для их журналов рассказ или повесть (см. примечания к письмам 3125^*, 3159^*).

…нужно и пьесу изобразить… — Миролюбов также просил Чехова прислать для «Журнала для всех» пьесу. 8 сентября он писал: «Подписчики просят небольших пьес. Не напишите ли Вы нам? Теперь большой спрос в провинции для постановки домашних спектаклей, для народа (в школах, в домах помещиков и пр.) на небольшие, несложные, с малым количеством действующих лиц сцены, доступные для начинающих любителей актеров, подчас из народа. Этому спросу следовало бы ответить нашими лучшими литературными силами».

Если напишу что-нибудь ~ не раньше ноября. — К работе над рассказом «Архиерей» для «Журнала для всех» Чехов смог приступить только в марте 1901 г. и лишь в феврале 1902 г. закончил его. О будущем рассказе Чехова Миролюбов писал 19 сентября 1900 г.: «Если Вы дадите большой рассказ, будет лучше, чем маленький. „В овраге“ надо бы напечатать было у нас, оч<ень> уже подходит к нашему подписчику. Если рассказ будет большой, я его весь помещу в одну книжку, а следующую книжку выпущу потоньше. Хорошие рассказы в последних книжках сразу бы поставили дело на будущий год». Чехов выполнил просьбу Миролюбова и написал для его журнала большой рассказ. «Архиерей» был напечатан в № 4 «Журнала для всех» за 1902 г.