Том 2. Статьи и фельетоны 1841–1846. Дневник - [42]
Грановский обещает напечатать свои чтения; тогда, посылая вам книгу, я попытаюсь разобрать самый курс, поговорить об нем подробно. Теперь позвольте кончить – надеюсь, что вы против этого ничего не имеете.
<1844>
Истинная и последняя эманципация рода человеческого от злейших врагов его>*
Книгопечатание, открытие Нового света, железные дороги и пароходы сделали все, что только можно было, для беспокойства человеческого рода; пора что-нибудь сделать для спокойствия, пора людей приблизить к великому отдохновению на лаврах!
Но можно ли, при современном состоянии цивилизации, все равно на чем бы то ни было отдыхать – на лаврах или на миртах! Целый мир небольших врагов везде ждет человека и делает ему большие неприятности, отравляет его существование, наводит на меланхолические мысли, мешает философствовать и смотреть сновидения до конца; эти ожесточенные враги обрекли себя, с постоянством, достойным лучшей цели, на беспрерывное, многостороннее огорчение человека. Доселе историки мало ценили важное влияние тайных врагов на события; многое казалось необъяснимым в биографиях великих людей от опущения такого важного элемента. Цицерон, после своего знаменитого они жили, жаловался беспрерывно на блох, которые мешали ему спать, и бранился с своей женой и дочерью, к которым писал такие скучные письма из Брундузиума. Вот причина, отчего он так вяло рассуждает о «натуре богов» и как сквозь сон разбирал академиков. Но оставим историю и обратимся к частной жизни; сколько скрежета зубов, сколько взглядов отчаяния, сколько стону вызывали свирепые враги! Этот скрежет, этот вопль никто не слыхал, потому что они раздавались во тьме ночной и исчезали в ней… Кто из нас не был сам унижен, раздражен среди гордых помыслов нежданными преследованиями тайных врагов? Где средства спасения?
«Коня мне, коня, – полцарства за коня!» Но на каком коне я могу ускакать от них?.. Осмелюсь ли я дерзким пером дотронуться до свежих ран вашего сердца и напомнить еще не забытые вами жгучие страдания; например, представить, как вы, которого я так уважаю, – как вы пишете стихи «к ней»; восторг в ваших очах, стих льется плавно, огонь и запах розы… но вот вам на нос села муха и прогуливается по нем; вы ее согнали – она на лбу; вы ее согнали – она в ухе; вы ее согнали – она опять на носу и сучит ногами… И вот вы бросаете перо, и у вас завязывается упорный и отчаянный бой; может, вы и победите, но, увы, где ваш восторг, где вечное слово любви, о котором вы писали? Все вяло, не клеится, вы в апатии оттого, что все силы души употребили на борьбу с мухой. Или – вы смертельно устали с дороги, вы десять верст мечтали под дождем о ночлеге, добрались… слава богу, тепло и, кажется, довольно чисто, вы бросаетесь на постель, сон уж смыкает глаза… а тут маленькая компания черных акробатов делает уже в тиши salti mortali[86] и торопится обидеть вас и, что хуже обиды, лишить покоя и, что хуже беспокойства и обиды, уничтожить ваше человеческое достоинство… Извините, эти акробаты принимают вас за съестной припас для них; вы огромное блюдо, в превосходстве которого они не сомневаются, – но все же блюдо. Счастье ваше, если в это время ваша память так занята, что вы забыли микроскопическое изображение блохи, выставленное для поучения детей в книжной лавке, – этот страшный хобот, выходящий из-под черного забрала, лоснящегося, как сапог… Может, вы и поймаете одну, две, et ils crèveront comme des critiques[87]. Но что значат две, три, когда их сотни?.. И вот, вместо восстановительного сна, вы вертитесь со стороны на сторону – и на той стороне встречается смиренный и нескачущий товарищ акробатов, с задумчивым видом квакера и с небольшой семьей, которую он любит от души и которую привел из-под подушки попотчевать вами… Если вы прибавите дух, в котором воспитаны эти квакеры, то картина готова. Данте в del inferno[88] пропустил это ужасное наказание. Но вот вы в досаде, в бешенстве зажигаете свечу… Только этого и недоставало: тараканы вообразили, что вы им даете иллюминацию и пошли из щелей на стол, а через стол к вам на подушку. Тут попадутся и русские тараканы, капитальные, основательные, идущие мирно и тихо, и жалкие прусаки, рыженькие, побегут сломя голову… Конечно, они не так вредны, как boa constrictor
