Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - [47]

— Кто там? — вякнули за дверью.

— Это вчерашний посетитель, — ответил Павел. Отворила ему скуластая нервная женщина. За ее спиной — угрюмый, усатый мужик средних лет.

— Так вы не тот, не сантехник, — удивился хозяин. Павел обомлел, но решил действовать напролом.

— Вчерась я у Петра Никитича нахамил немного, — начал он. — Ну вот и пришел извиниться.

Хозяин вылупил глаза.

— Ну вот и идите туда, откуда пришли.

— Как? Разве он не здесь?

— Не тут.

— Так ведь вчера же у вас пьянка была, народу полно, Петр Никитич орден получил, праздновал от этого вообще…

— Так, так, молодой человек, — разъярилась немного хозяйка. — Так вы говорите, тут пьянка была?! Так что же это такое? В лицо врете! Мы с мужем в рот не то что водку, мы и воду водопроводную мало пьем.

Павел посерел, помрачнел, словно туча накрыла его сознание. Взглянул внутрь квартиры — боже мой, вроде та самая, но все как-то иначе.

— Что случилось? — угрюмо-серьезно спросил хозяин. — Вы ведь интеллигентный малый, не бандит, сразу видно, а в состоянии диком. Что натворили, кого ищете?

— Малининых, — побледнев, ответил Павел.

— Таких здесь нет.

— А в доме?

— И в доме таких нет. У нас фамилии все в подъезде, на табличке. Я тут, слава Богу, давно живу…

— Малинин Петр Никитич и его супруга Анна Кузьминична. Орденоносец. И дочка Верочка, — почти прошептал Павел.

К их разговору с интересом прислушивался совсем седенький, но уверенный в жизни старичок, вышедший откуда-то из глубин квартиры.

— Откель вы, дорогой? — вроде бы ласково спросил он у Павла.

— Не понял.

— Малинин Петр Никитич действительно жил в этой квартире, — сухо сказал старичок.

— Ну так вот и я говорил, — пробормотал Павел.

— Но он умер двадцать пять лет назад. Жена его вскоре тоже. Малинины здесь давно не живут. И потому пьянку здесь вчера они не могли устроить, при всем желании. Вот я и спрашиваю: откуда вы? Кто вы?

И старичок проницательно посмотрел из-за спины хозяина. Павел оцепенел, застыв в каком-то отупении.

— Родственник их, — пробормотал машинально.

— Ах, родственничек. Это бывает, — по-медовому пропел старичок. — А вчера, небось, были у покойника, соскучились, выпивали с ним? Даже нахамили ему, оскорбили беднягу? Нехорошо, нехорошо. Мертвых не надо забижать. Только извиняться надо на кладбище… Ну так, ладушки. Уходите себе по-хорошему, драгоценный.

Павел по-прежнему не мог выйти из леденящего оцепенения.

— А кстати, один человечек в доме остался, Катерина Павловна Малова, старушка восьмидесятилетняя, которая знала Малининых. Вот к ней и идите, дорогой, второй подъезд, квартира сорок. А что касается этой квартеры, то она стоит пуста, и вчера была пуста, а мы живем напротив, но внучок мой купил ее, и потому она будет всего нашего семейства, а не мертвецов ваших.

Павел наконец опомнился, взвизгнул (правда, вполне по-мужски) и с криком: «Все кончено, но понятно!» вылетел из подъезда. Вбежал во двор и сел на скамейку.

«Не умру», — подумал он. Внезапно вполне холодные мысли овладели им. Совершенно очевидно, что он попал в прошлое. Значит, такое возможно. Влип, но не насовсем. Хорошо еще, что ноги унес и остался жив. Хотя ведь там было неплохо. Но он-то не оттуда, а отсюда. В общем, можно считать, что все обошлось. Спокойней надо, спокойней. Он вспомнил тут же своего неразлучного друга Егора Корнеева, вместе они крутились вокруг самых таинственных метафизических центров в Москве. «Егорушка-то поумнее меня, более продвинутый (хоть немного моложе), — воскликнул Павел. — Но главное: к метафизикам надо, к метафизикам! Рассказать все, облегчить душу». В голове молнией восстановились чьи-то четкие слова, которые он слышал в одном центре: «Если с вами произойдет что-то явно сверхъестественное, не паникуйте, а главное, не пытайтесь понять, объяснить, это бесполезно, вне возможностей вашего ума. Примите случившееся как данное, и все».

Павел даже обрадовался, чуть не подскочил на скамейке. Именно, как данное. Не суетиться умом, понять такие вещи все равно невозможно. «Вспомни, Паша, Шекспира, — подсказал он самому себе. — В конце концов я жив, а это главное».

Павел, однако, задумался. «Нет, все-таки надо забежать к старушке, пусть и восьмидесятилетней. Что-нибудь да скажет». И Павел упрямо пошел вперед.

Старушка была совсем разваливающаяся, но разумом бодрая. Ничего не боялась, потому что считала, что скоро сама умрет, потому и открыла без расспросов. Усадила Павла чай пить — не смирялась она с одиночеством.

— Так Малининых родственничек, стало быть, — остро взглянув на Павла, сказала она. — Помню, помню, хотя сколько годов прошло. Все померли давно, а Анна Кузьминична меня очень любила. За что — сама не знаю, — старушка развела руками.

— Но как же все померли, — раздраженно сказал Павел. — А Верочка, дочка, она ведь молодая…

Старушка вдруг оживилась, расцвела, и в глазах ее вспыхнул синеватый свет.

— Ангел был, а не человек, — сказала она.

Какое-то щемящее, неостановимое чувство овладело Павлом, все в нем опять сюрреально сместилось…

— Петр Никитич какой-то орден высокого ранга получил и, мне рассказывали, отпраздновал широко… — невпопад бормотнул он, путая в уме время, место, людей…