Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - [48]

— А потом, конечно, помню хорошо етот вечер. Я тоже там была. Плясала вовсю, — старушка облизнулась. — Только скандалом страшным все кончилось. Жуть одна, хотя время было спокойное.

— А что такое? — Павел насторожился.

— А гостью одну, Алину, на етом празднике изнасиловали. Прям в клозете.

Павел опять оцепенел. Жар поднялся изнутри.

— И что? И кто?

— «И кто», — передразнила дружелюбно старушка. — Да парень один очумевший. Дикий. Его никто не звал — откуда он взялся… А я с ним плясала, хоть старше его, но бойкая была. Но его мутно помню, из-за пьяни. На тебя немного похожий. Но тебя тогда еще на свете-то не было, — вздохнула старушка. — Тебе на вид лет двадцать пять дашь. А праздновали, почитай, гораздо боле четверти века назад.

Павел чувствовал, что он опять все углубленнее и углубленнее шалеет. Старушка заметила это.

— Какой вы жалостливый, однако… Парня этого потом, с ног сбились, по всей Москве искали. Но пропал, подлец, как ветром его сдуло. Убежал, а куда — кто его знает… Мир-то велик, — опять развела руками старушка. — А убегая, еще морду кому-то набил. Совсем обнаглел, как вот теперешние, такой же наглый.

— Дело замяли? — тупо спросил Павел. — Все-таки на празднике это произошло, хоть и в клозете.

— Какое! Мне Анна Кузьминична, Царствие ей Небесное, про все рассказывала, когда чай с вареньем приходила ко мне пить, душа ее ко мне тянулась! Подлеца долго искали, дело даже почему-то засекретили. Но никого и ничего не нашли. Хотя приметы были.

— Какие приметы? — насторожился Павел.

— Да, впервой он, когда пришел, сказал, что от Лунного какого-то. Но кто открыл ему, был уж совсем пьяненький, наверное, думал, что есть такой, раз парень идет. А никакого Лунного на свете не оказалось. Но главное это то, что он оставил записную книжку, телефонную…

Павел дернулся и полез в карман пиджака. Записной книжки не было. Старушка испуганно на него посмотрела, но потом пришла в себя.

— Ну так вот, — добродушилась она за крепким чаем, — звонили, конечно, по всем этим телефонам, но все они оказались не те. Тех лиц, что в его книжке, там не было. И их вообще нигде не было. Правда, было несколько младенцев под этими именами. Вот так. Дело прошлое, сейчас время другое, но по той причине, что в записной книжке никого не оказалось, окромя несуществующих людей, эти самые органы тогда заинтересовались, одним словом, этим.

«Какой я идиот, — с тоской шепнул самому себе Павел. — Телефоны будущего оставил, хорошо, что их там мало было…» Побелев, опять спросил:

— И что?

— «И што», — опять передразнила старушка. — А то, что Алина отказалась аборт делать. Взяла и родила, от ентого непонятного. Сыночка ему подарила.

Павел отпал.

— Да что с вами?! — взвизгнула старушка. — Кто вы такой, что так переживаете?

— И что сыночек?!!

— Да умерли все давно, умерли! И Малинины, а Алина вскоре померла. Сыночек жив был, его пристроили, что чичас с ним — не знаю.

— Да почему же все померли, почему? А Верочка-то, Верочка, дочка ихняя, молодая такая?!! — взвыл Павел.

Старушка хотела заорать, но воспоминание о Верочке вдруг сверхъестественно успокоило ее. В глазах вспыхнул свет.

— Не человек, а ангел была Верочка. Такие, как она, долго не живут на этом свете, тем более, свет-то к концу идет. Такая верующая, православная была, и не просто так, а такой чистой души, доброты небесной, что как вспомню, так плакать хочется.

Ее, бывало, увидишь — и веришь, что Царствие Небесное есть… Ну, она долго не задержалась, давно померла…

— Опять померла! — вскрикнул и вскочил с места Павел. — Да я любил ее, вы понимаете, я любил и люблю ее сейчас, — закричал он, размахивая руками.

Старушка дико завизжала.

— Я люблю и любил ее! — выкрикнул он и с яростью выбежал из квартиры, оставив бабулю в недоумении и испуге.

Опять оказался во дворе. Две истины — Верочка и сыночек — перепутались в его уме. Но о сыночке было страшно думать.

Между тем в голове назойливо вертелись слова сюрреальной песенки:

Голубой и рогатый сыночек

Тут как тут появился на свет…

Отгоняя от себя ужас, Павел вспомнил о пивном ларьке. Пугая собачонок, он ринулся к тому месту. Оно пустовало, поросшее травкой, — он отметил это еще когда подходил к дому. Но сейчас вдруг заорал:

— Где пивной ларек?! Я пивка хочу, пивка! Куда делся пивной ларек?!

Вдруг из кустов выглянула поседевшая женская голова, зубов не было:

— Пивной ларек тута стоял еще двадцать пять лет назад. Я любила тогда у его баловаться. Пивком.

Павел побежал прочь. «Все кончено, — думал он. — Мир не такой, как мы думаем. Мы видим только малую часть реальности. Очевидно, что я попал в прошлое. Или мне все приснилось? Но, может быть, именно сейчас мне снится, а тогда было все по-настоящему? Ведь я пил обжигающее вино, целовал Алину, а главное — Верочка, Верочка… Неужто и любовь снится?»

Над Москвой грозно сгущались тучи, пахло небывалой жарой, в воздухе плыли тени грядущего.

Глава 5

«Итак, подведем итоги, — проснувшись следующим утречком, лежа в постели, решил Павел. — Отца своего, молодого, я избил, мать свою увидел наяву, еще до того, как сам родился, в это же время соблазнил или изнасиловал, как угодно, Алину, получил от нее сыночка, который, может быть, старше меня самого, влюбился и люблю Веру, покойницу. Да, правильно учили нас с Егором Корнеевым господа-метафизики: главное — не пытаться понять».