Том 2 и 3. Виннету: Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету - [54]

— Смотрите, он двинул рукой, а теперь даже повернул голову! — воскликнул мой друг.

Он склонился надо мной. Его лицо буквально сияло от радости, я это сразу же заметил.

— Видите ли вы меня, дорогой сэр? — спросил он. — Вы открыли глаза и двигались, — значит, вы живы! Скажите только: видите ли вы меня?

Я хотел ответить ему, но не мог этого сделать: во-первых, я был очень слаб, во-вторых, язык мой, как кусок свинца, все еще не поворачивался во рту.

Я опять закрыл глаза и продолжал спокойно лежать, — на этот раз в объятиях не смерти, но блаженной усталости: хотелось навеки остаться в таком состоянии. Вдруг раздались незнакомые мне шаги. Чья-то рука потрогала мою голову, и я услышал голос Виннету:

— Не ошибся ли Сэм Хоукенс? Неужели Разящая Рука действительно очнулся?

— Да, мы все трое ясно видели это. Он даже кивками головы отвечал на мои вопросы.

— В таком случае совершилось великое чудо! Однако лучше было бы, если бы он вовсе не приходил в себя! Ведь его все равно ожидает смерть. Мы убьем его вместе с вами.

— Он — лучший друг апачей!

— Однако, чуть не отправил меня на тот свет!

— Он вынужден был так поступить!

— Ничего подобного!

Почувствовав прикосновение руки Виннету, я хотел было взглянуть на него, однако мои двигательные центры еще не подчинялись приказаниям воли, и я не мог поднять своих век. Только при последних словах молодого апача мне удалось открыть глаза, и я увидел его совсем рядом с собой. На этот раз на нем была легкая полотняная одежда, он был без всякого оружия и держал в руках изящный томик, на котором золотыми буквами стояло: «Гайавата». Итак, этот индеец, отпрыск «дикого» племени, не только умел читать, но обладал к тому же чутьем и пониманием возвышенного. Знаменитая поэма Лонгфелло в руках у апача! Мне бы это и во сне не приснилось!

— Он опять открыл глаза! — воскликнул Сэм. Между тем Виннету, подойдя ко мне, спросил:

— Можешь ли ты говорить?

Я отрицательно покачал головой.

— Чувствуешь ли ты где-нибудь боль?

Тот же ответ.

— Будь откровенен со мной! Человек, который воскрес из мертвых, не смеет говорить неправду! Разве вы вчетвером собирались спасти нас?

Я два раза кивнул головой.

Он сделал презрительный жест рукой и возмущенно воскликнул:

— Это ложь, ложь, ложь! И ты осмеливаешься лгать на краю открытой могилы! Если бы ты мне признался во всем, я мог бы надеяться, что ты станешь лучше, и попросил бы своего отца Инчу-Чуну даровать тебе жизнь. Но, я вижу, ты не достоин этого, и тебе придется умереть!

На это Сэм возразил:

— Мы же доказали тебе ясно и неоспоримо, что были на вашей стороне. Ведь киовы собирались подвергнуть вас пытке, а Разящая Рука сражался с Метан-Аквой, чтобы избавить вас от этого. Он рисковал своей жизнью ради вас, а вы хотите в награду за это убить его!

— Вы ничего не доказали мне, так как ваш рассказ тоже был ложью.

— Если ты нам не веришь, спроси Тангуа, вождя киовов, который еще находится в ваших руках!

— Я уже спросил его.

— Что же он сказал тебе?

— Что ты лжешь! Метан-Аква вовсе не сражался с Разящей Рукой, его убили наши воины при нападении на лагерь киовов. Ну, а теперь ступайте за мной — больной не нуждается больше в вашей помощи. Я укажу вам место, которого вы не должны покидать.

— Только не это, ради Бога, только не это! — умолял его Сэм. — Я не в силах расстаться с Разящей Рукой!

— Ты должен это сделать — я приказываю тебе. Все будет так, как я хочу!

— Прошу тебя, по крайней мере…

— Молчи! — сурово прервал его апач. — Пойдете ли вы наконец со мной или же мои воины должны связать и унести вас?

— Мы находимся в вашей власти и поэтому принуждены повиноваться. Но скажи, по крайней мере, когда мы снова увидимся с Разящей Рукой?

— В день вашей и его смерти.

— Не раньше?

— Нет.

— В таком случае дай нам проститься с ним, прежде чем мы последуем за тобой!

Взяв мою руку, Сэм поцеловал меня в лоб. Паркер и Стоун сделали то же самое. Затем все они вместе с Виннету удалились, и я долгое время оставался один. Наконец пришли несколько апачей и куда-то понесли меня. Я был так слаб, что не мог поднять век, чтобы посмотреть, куда меня несут, — и по дороге заснул.

Не знаю, как долго длился этот сон, во всяком случае он подкрепил меня, и, проснувшись, я уже смог открыть глаза и не чувствовал себя таким слабым, как раньше. Я мог даже немного шевелить языком, и мне удалось засунуть палец в рот, чтобы очистить его от гноя и запекшейся крови.

К моему немалому изумлению, я увидел себя в четырехугольном помещении, напоминавшем комнату. Мое ложе находилось в самом отдаленному углу его. Оно состояло из наложенных друг на друга медвежьих шкур, а сверху я был прикрыт роскошным сантильским одеялом. В углу возле двери сидели две индианки, очевидно, приставленные ухаживать за мной, а заодно также и стеречь меня. Одна из них была старуха, другая же совсем юная девушка. Старуха была безобразна, как большинство старых женщин у краснокожих, видимо это происходит вследствие того, что на женщин ложится всегда самая тяжелая работа, между тем как мужчины занимаются только войной и охотой, а все остальное время бездельничают. Что же касается девушки, то прежде всего поражала ее миловидность и простота одежды. Она была облачена в голубой балахон, плотно обхватывающий шею и подхваченный в талии пояском из змеиной кожи. На ней не было ни стеклянных бус, ни дешевых побрякушек и монет, которыми очень любят обвешиваться индианки. Ее единственным украшением были прекрасные волосы, заплетенные в две черные с синеватым отливом косы, доходившие почти до колен. Они были очень похожи на волосы Виннету. Черты лица этой девушки также напоминали молодого вождя. На вид ей можно было дать лет восемнадцать, и я пошел бы на любое пари, что она — сестра Виннету.