Том 2. Драматургия - [11]

Вы видите души Тереевой страданье…

Се следство страшных бед, в которых лютый рок

Явил, колико он к несчастным нам жесток!

Когда б, в Афины я отбыв, расставшись с вами,

Предвидел все, что мне назначено судьбами,

Не удалялся бы из Фракии вовек.

Но сколь предчувствами обманут человек!

Я чаял прекратить твой стон, твои печали;

Казалось, небеса мне помощь в том давали.

Я пред отцом твоим в тоске твоей предстал,

И именем твоим его я умолял.

Согласен, наконец, был старец сей смягченный

С своею дщерью быть на время разлученный.

Дрожащею рукой он вел ее к водам

На смерть, которую ей рок готовил там.

Мы на корабль вошли, надежды лестной полны.

Нам льстили тишиной обманчивые волны.

Борею быстрому спешили мы вослед,

И сердце к вам мое летело наперед.

Уже мы к Фракии в восторге приближались,

Вершины гор вдали пред нами показались.

Мы мнили землю зреть, но солнца тусклый луч

В сем виде нам явил собранье бурных туч,

В минуту собрались из них над нами своды,

Ударил ярый гром, восколебались воды.

Сокрылись небеса, и в тот ужасный час

Свет дневной исчезал из наших робких глаз.

Валы бунтующи до облак воздымались,

Свивались с тучами и в бездны низвергались.

Смятению сему сестра твоя внемля,

Во ужасе на верх восходит корабля,

Возъемлет к небу взор, премены в бедствах просит…

Вдруг вал порывистый до облак нас возносит,

Отколь — ужасный час! жестокий гнев небес! —

Вихрь мрачный бедную в дно пропастей понес.

Глас Филомелы мне обмершу грудь пронзает:

Он слышен, а она во мраке исчезает.

Валы, соединясь, покрылись сединой —

И боле ничего не видно стало мной.

Я жадный взор метал, стенал, но все напрасно!

Прогнея

Сбылось видение толико мне ужасно:

Рок жертву поразил, и стоны жертвы сей

Мне разрывают грудь и дух стесняют в ней.

Сестра любезная! Немилосерды боги!

Где вашей истины святой законы строги?

Где к человечеству, к несчастным где любовь?

Когда вы алчете пролить невинных кровь.

На то ли алтари вам в свете соружались,

Чтоб стоны ваших жертв при оных раздавались?

Чтоб их лилася кровь кипящею рекой?

Или владеет всем единый рок слепой?

Иль существуете единой вы мечтою?

Не чтимо бытие бесплодно ваше мною.

Богов есть долг спасать несчастливых от бед,

А наш напрасен вопль — так вас на свете нет!

Калхант

Брегись хуления, брегись сих слов ужасных.

Царица, боги есть — и внемлют стон несчастных.

Не огорчай своим отчаяньем небес;

Пролей источники перед богами слез:

Спасение твоей сестры в святой их воле.

Прогнея

Пойдем пред ними пасть.

Линсей

    Нет, я предпринял боле;

Пуская к небесам стенания одни,

Не в праздности хочу свои влачить я дни;

Но в участи моей, и бедственной и слезной,

Иду из бездны вод извлечь мне вид любезной,

Над ним потоки слез, всю кровь мою пролить,

И, если льзя, моим стенаньем оживить.

Терей

Опомнися, Линсей, что делать предприемлешь!

Линсей

Что мне внушает страсть.

Терей

    Ты должности не внемлешь,

Помысли, чем своей обязан ты стране.

Линсей

Коль Филомелы нет, ничто не нужно мне.

Но ах! не то гласит предчувство мне сердечно:

Она жива, и я сыщу ее, конечно.

Моря, пустыни, весь пройду пространный свет —

И сердце до нее Линсея доведет,

Лишь сердцу одному толь важный путь вверяю,

И тщетно одного шага не потеряю.

А если… вобразя сие, я трепещу…

А если на земле ее я не сыщу?

Нося мучения смертельну в сердце стрелу,

Я в самый сниду ад искати Филомелу.

Явление пятое

Терей и Агамет.

Терей

Исчезни, нежныя природы в сердце глас!

Ужели Агамет исполнил мой приказ?

Агамет

Близ града, в зданиях, разрушенных на части,

Сокрыл я добычу твоей несчастной страсти —

И Филомела там потоки слезны льет.

Но, государь, внемли наперсника совет:

Воспомни честь, закон, тронись царицы стоном.

Терей

Не внемлю стонов я и чту любовь законом.

Агамет

Забудь любви своей несчастливый предмет,

Забудь княжну.

Терей

   Чего ты хочешь, Агамет?

Агамет

Того, что честь тебе и долг повелевает.

Или опасности Терей не понимает,

В которую его влечет жестока страсть?

Страшись: уж над тобой гремит небесна власть,

Ты в тайне сохранить свои пороки мыслишь;

Скажи мне, в чем сию надежду ложну числишь?

А если таинство сие узнает свет —

Какой ему тогда, какой ты дашь ответ?

Фракиян знаешь ты, и сам тому свидетель,

Колико им всегда священна добродетель:

Так могут ли они в царе тирана зреть,

И варварствы его без ропота терпеть?

Народ, жена, отец, любовник, разъяренны,

Все грянут на тебя, отмщеньем съединенны,

И вырвут с скипетром княжну из слабых рук.

Терей

Престань и ах! не множь моих жестоких мук!

Я сам предвижу все тобой реченны бедства;

Предвижу пагубной любви ужасны следства.

Я знаю, что иду противу естества;

Блистает надо мной меч гневна божества…

Грызенье совести… уже я унываю…

Нет, я люблю… и все другое забываю,

Страстей и разума во бедственной борьбе,

Лишь Филомелу в мысль представлю я себе,

Черты ее меня любовью вновь пронзают.

Исчезнут ужасы — и бедствы исчезают.

Нет страхов, где любовь одна горит в крови.

Агамет

Но чем ты можешь льстить себя в своей любви,

Когда княжна ее с презреньем отвергает?

Терей

Любовь препятствами живет и возрастает.

Я гордую сию тиранку покорю,

Упрямство ласкою иль гневом усмирю,

Потом без ужаса готов вкусить напасти:

Я всем пожертвую своей жестокой страсти.

Агамет

Ты любишь, а ее тебе не жалок стон!