Том 13. Стихотворения - [30]

Здесь лета признаки особенно ясны:

Блистает здесь июнь, цветы благоуханны,

И здесь ворчит медведь. Здесь я, и Жорж, и Жанна!

Тут будто собраны красоты всей земли:

Так захотелось ей — и мы сюда пришли.

Ей это нравится — и спорить тут излишне!

Тут предо мною рвы, и дети, и всевышний,

Писк новорожденной, и вольный взмах творца,

И все великое без края и конца,

И все мельчайшее: одна и та же сила

Живет в людской душе и в ярости светила.

Я слышу здесь в тени Бюффоновых лиан

Бурчанье буйволов, безумства обезьян;

Здесь предо мной набор живейших безобразий,

Но богу я прощу размах его фантазий.

Ведь, что ни говори попы или жрецы,

Бог может сделать все, смешать все образцы;

Он может приказать, чтобы ручей журчащий

Мартышку сторожем приставил к дикой чаще:

Он создает мещан, похожих на собак

(О, горе псам!). Еретики учили так:

Господь не кто иной, как Сатана с изнанки;

Небесный промысел порабощен Ананке;

Природе не всегда дается верный путь:

Зло хочет от Добра хоть малость отщипнуть!

Ведь Правда искони для Лжи была добычей:

Слепой природою был создан сей обычай.

И тут бессмыслица без края и конца!

Немало мы найдем заскоков у творца.

Не знает меры он в смешенье разных планов;

Он уток делает и создает орланов;

Он истинный чудак, и не претит ему,

Что Колардо Лагарп препроводит в тюрьму.

Он сам себе позволил все! Кто с ним сравнится?

Предела нет ему, и нет ему границы.

Он сорнякам поля запакостить велит,

Чтоб не был урожай столь пышен и велик;

Он создал ястребов суровых, мощнокрылых;

Он выдумал рога и всем распределил их —

От рогачей-жуков до рогачей-мужей;

Он спорит с логикой, дурит он, ей же ей;

Когда захочет он, подложит он свинью нам:

Вот мы глядим на мир, и с упоеньем юным

Мы восхищаемся творенья красотой,

И шкурой тигровой пятнистой золотой,

И антилопою со взором светло-синим,

И оперением изысканным павлиньим, —

А он, создатель наш, мешает всю игру

И сталкивает нас нежданно с кенгуру!

Бог ищет и мудрит, он лезет вон из кожи.

То негры у него на обезьян похожи;

Тут создает он рысь, а там, глядишь, кота;

В одном лесу столкнет бандита и шута,

Мартышку и слона, орла и попугая,

И, песнь высокую с насмешкой сочетая,

Он здесь в лесу ведет их волею своей

Среди разлапистых уродливых ветвей.

Все это так сплелось, что нам и не дознаться,

Пристало ль нам дрожать, иль смехом заливаться,

Когда нам солнца луч иль молния блеснет

Иль призрак гибельный лукаво вдруг моргнет.

Я думаю, господь привык работать спешно.

Но обвинять творца не следует, конечно, —

Его, который, всем вниманье уделя,

Сумел изобрести цветенье миндаля

И радугу взметнул над укрощенным Понтом,

Коль ставит колибри он рядом с мастодонтом.

Сказать по правде, вкус плохой у старика.

То гидру прячет в ров, то в яму червяка,

И Микеланджело божественный и жуткий

Перекликается с раблезианской шуткой.

Таков господь. Таким его я признаю.

А что касается детей, то я стою

На том же: ведь на них печати нет сословья,

И часто малыши от полноты здоровья

В хорошем обществе ведут себя не так.

Я этим не смущен. Все это кавардак —

Львы и служители, малютки и мамаши;

Все здесь мне кажется еще сильней и краше.

Здесь великанов я и карликов нашел,

Здесь в уши мне жужжат мильоны звонких пчел,

Здесь деду предстоит апостольская мука —

Приходится терпеть от внучки и от внука!

Я все вбираю: писк ребят, и птиц помет,

И злобное зверей рычание — и вот,

Я чувствую, что я в саду чудесном этом

Меж детским лепетом и девственным расцветом.

Смотря на этот блеск, пленяясь их игрой,

Мирюсь с создателем, а также с детворой.

" Таким мой создан дух, что не смутил ни разу "

Таким мой создан дух, что не смутил ни разу

Меня ни человек, ни мысль его, ни разум;

Ни библию не чту я в сердце, ни коран,

Смешит меня софист и не страшит тиран;

И алчность хищная мою не мучит душу,

Лишь честь — вожатый мой, и страх меня не душит.

Окаменев, стою утесом гордым я;

Не сдвинут никогда меня, клянусь, друзья,

Вспять — страх, или вперед — корыстное стремленье.

Я сильных не щажу, но слабым — снисхожденье.

Мирские почести меня не привлекут.

Поверьте мне, друзья, я всем доволен тут,

И высшее мое исполнено желанье.

У неба не прошу иного воздаянья,

И божества ко мне добрей быть не могли.

О, не завидны мне в пределах сей земли

Ни олимпийский лавр, ни славный столп Траяна,

Пока передо мной твоя улыбка, Жанна.

ПЕСНЯ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ

Усни. Я бодрствую в заботе терпеливой.

Пусть ангелов уста смежат твои ресницы.

Не надо страшных снов. Пусть сон тебе счастливый

Приснится.

Меня увидев здесь склоненным над тобою,

Изменит ветер вой на лиры звук певучий,

И улыбнется ночь зарницей голубою

Сквозь тучи.

Любя, поэт хранит от страха и угрозы

Покой беспомощных, дрожащих колыбелей.

Он песни им поет, и песни — словно розы

В апреле.

Свежей он, чем апрель, рожденный в ароматах,

Чем май, из чьих даров гнездо свивает птица,

И в голосе его нектар для пчел мохнатых

Таится.

В восторге трепетном он каждым очарован

Атласным гнездышком, что мы свиваем сами.

Исполнен нежности, излить ее готов он

Слезами.

Для вдохновенного, восторженного взора

Все радостно кругом. Но если, угрожая,

Приходят короли и хищных слуг их свора

Большая,

И если Ватикан, или Берлин, иль Вена

Готовят западню, грозя мечом и словом, —