Том 13. Стихотворения - [28]

Зачем твой ураган во все рога подул?

Валы вздымаются и движутся, как чудо…

Стой! — я велю тебе! Не дальше, чем досюда!

Все старое — закон, столбы границ, узда,

Весь мрак невежества, вся дикая нужда,

Вся каторга души, вся глубь ее кручины,

Покорность женщины и власть над ней мужчины,

Пир, недоступный тем, кто голоден и гол,

Тьма суеверия, божественный глагол, —

Не трогай этого, не смей сдвигать святыни!

Молчи! Я выстроил надежные твердыни

Вкруг человечества, прочна моя стена!

Но ты еще рычишь? Еще растешь, волна?

Кипит водоворот, немилосердно воя.

Вот старый часослов, вот право вековое,

Вот эшафот в твоей пучине промелькнул…

Не трогай короля! Увы, он утонул!

Не оскорбляй святых, не подступай к ним близко!

Стой — это судия! Стой — это сам епископ!

Сам бог велит тебе — прочь, осади назад!..

Как! Ты не слушаешь? Твои валы грозят

Уничтоженьем — мне, моей ограде мирной?

Волна

Ты думал, я прилив, — а я потоп всемирный!

1871

РАСТЛЕНИЕ

Германия честна, и Франция отважна.

Но горе той стране, в которой власть продажна.

Сумеет всю страну растлить один подлец,

Началу славному постыдный дав конец.

Что мученик народ, а государь мучитель —

Известно; но когда и душ он развратитель —

Тогда прощенья нет! Проклятие тому,

Кто солнце погрузить старается во тьму!

Я чту ваш бранный труд, германские солдаты;

Свой выполняя долг, вы в том не виноваты,

Что лавры храбрецов похитил наглый вор.

Честь доблестным войскам! Их королю позор!

Я старый друг солдат. Мне дорога их слава.

Мелодия войны мрачна, но величава;

Сраженья гул зловещ, и лязг оружья груб,

Но мужество звучит в победных кликах труб.

И горько сознавать мне, сыну ветерана,

Что стала армия игрушкою тирана.

Пусть во дворцах живет уродливый недуг:

Насилье деспотов и раболепье слуг;

Но гадко мне, когда примешан яд растленья

И к торжеству побед и к скорби пораженья;

Проказа мерзкая пятнает шелк знамен

И превращает в сброд геройский легион.

Где добродетели, которыми природа

Отметила в веках два гордые народа?

Один из них творит бесчинства и разбой,

И бегством от врага спасается другой.

В анналы наших лет, история, впиши ты:

Два императора постыдно знамениты —

Грабительством один и трусостью другой;

Под скипетрами их утратив блеск былой,

Лишенные огня, величия, порыва —

Бесчестна Пруссия, и Франция труслива.

из книги «ИСКУССТВО БЫТЬ ДЕДОМ» 1877

VICТОR SED VICTUS [2]

Я был непримирим. Во дни лихих годин

На многих деспотов я шел войной один;

Я бился с полчищем содомской гнусной рати;

Валы морских глубин, валы людских проклятий

Рычали на меня, но я не уступал,

И видел под собой я не один провал;

Я объявлял войну бурлящему прибою

И преклонял главу пред силой роковою

Не больше, чем скала под натиском волны;

Я не из тех, кому предчувствия страшны,

Кто, полны ужаса пред смертью беспощадной,

Боятся глянуть в пасть пещеры непроглядной,

Когда в меня бросал презрительный тиран

Гром гнева черного и молнии таран,

И я метал свой стих в зловещих проходимцев,

Я королей клеймил и подлых их любимцев.

Ложь всех религий, всех идеологий ложь,

Трон императора и эшафота нож,

И меч наемника, и скиптр самодержавья —

Все это делал я добычею бесславья,

И каждый великан — будь то король иль князь —

Мной не единожды ниспровергался в грязь!

Со всем, чему кадят, пред чем склоняют выи,

Со всеми, кто в миру вершит судьбы мирские,

Я дрался сорок лет, с опасностью шутя!

И кто же, кто теперь меня сразил? — Дитя!

" Порой я думаю о мире с омерзеньем, "

Порой я думаю о мире с омерзеньем,

Стих из меня идет кипящим изверженьем;

Я чувствую себя

Тем деревом, что смерч из почвы вырывает;

Жжет сердце мне огонь, и камнем застывает

Душа моя, скорбя!

Где правда? Наша честь насилием разбита,

В нарядах женщины, в сутане иезуита —

Одно и то же зло;

Закон пьет нашу кровь, алтарь благословенье

Дает преступникам, а истина в смятенье

Потупила чело.

Зловещий свет корон над нами полыхает;

Храм — как кромешный ад; блеск празднеств затмевает

Небес голубизну.

Среди бурлящих волн душа челну подобна,

И все религии впотьмах принять способны

За бога сатану!

Ужели же слова засохли и погибли,

Что всех коранов ложь и выдумки всех библий

Могли б разоблачить?

О, если бы мой стих, и бешен и неистов,

Строфой железной мог испепелить софистов,

Тиранов раздавить!

В душе моей бурлит клокочущее пламя,

И стаи черных туч шуршащими крылами

Мне застят небосклон.

Я чую смерть и гниль! Везде — ее угрозу!

Повсюду зло царит! Но вот я вижу розу —

Я умиротворен…

ВЕСНА

Все блещет, светится, все любит, мир во всем;

А птиц тепло и свет свели с ума кругом;

И чудится душе в безбрежности улыбка.

К чему ссылать и гнать вам, короли? Ошибка!

От лета, от цветов ушлете ль вы меня?

Возможно ль помешать сиянью, зною дня

И ветеркам быть тут, несчетным и свободным,

И радовать меня в изгнанье безысходном?

Возможно ль умалить приливную волну

И пенный океан, безумную весну,

Что ароматы вкруг чудесно расточила,

И у меня отнять луч щедрого светила?

Нет. Я прощаю вас. Живите, чтоб царить

И, если можете, век королями быть.

Я мародерствую меж тем — срываю ветку,

Как вы империю срываете нередко,

И уношу цветок, победный мой трофей.

Задира ли самец, вверху, среди ветвей,

С подругой кроткою своей затеет ссору, —

Вмешавшись в их дела, конец кладу раздору: