Том 13. Стихотворения - [32]

А к вашим голосам

Прислушиваюсь я с немым благоговеньем:

Мне кажется тогда, как будто провиденьем

Взнесен я к небесам.

Ведь вы еще вчера парили там, незримы,

Резвясь в кругу светил, и божьи серафимы

Как братья были вам.

Вы в этот грубый мир явились, словно чудо

Сияющих небес. Вы только что оттуда,

Я — буду скоро там.

Всегда, когда дитя заговорит со мною,

Я полон радостью высокой, неземною.

У ваших голосов

Фальшивых звуков нет. В природы строгом храме

Свой приобщают хор они к эпиталаме

Таинственных лесов.

Люблю я слушать вас, мне лепет ваш понятен;

Мне кажется в тот миг, что в мире меньше пятен,

Я просветлен душой,

Хоть звук уже иной мое тревожит ухо:

Я слышу, как вода со свода каплет глухо

На камень гробовой.

В природе жизнь и смерть дуэт слагают дивный,

У них один язык, и цепью неразрывной

Он их соединил.

Душа должна мечтать. Она, взлетая к звездам,

Находит истину, понятную и гнездам

И тишине могил.

Священники вопят: «Анафема! Проклятье!»

Природа говорит: «Приди в мои объятья

И радуйся, живи!»

Повсюду яркий свет, везде благоуханье,

Вселенная полна лазури и сиянья,

Душа полна любви.

Опять пришла весна, жизнь пробуждая в зернах.

Какое дело вам до этих гномов черных

И грязных их затей?

И у меня для вас — всегда любви излишек.

Пугаю я? О да! Но — маленьких людишек,

Не маленьких детей.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ЗАКОНА О СВОБОДЕ ОБРАЗОВАНИЯ

Святые пастыри! Вы с благостным коварством

Хотите нас лечить испытанным лекарством,

Тьму напуская вновь.

Чтоб нас освободить, вы нам надели цепи,

Вы из гуманности замуровали в склепе

Преступницу-любовь.

Вы многочисленны, вам чужд и ненавистен

Пытливый гордый ум — под снежной шапкой истин

Гигантская гора.

Светильник разума во тьме глухой сияет,

И догмы черные вокруг него летают,

Как злая мошкара.

Напрасно грозный лев рычит, ревет сердито:

Рычаньем не прогнать докучного москита,

Который вьется тут.

Нет, мракобесие, одетое в сутану,

Должны мы презирать. Опасен ли Титану

Мятежный Лилипут?

Бессильным и тупым смеемся мы попыткам,

И как стовратных Фив мокрицам и улиткам

Осадою не взять,

И как от взмахов крыл вороньей хищной стаи

Не упадет Олимп и ниже Гималаи

Не станут ни на пядь, —

Так не свалить и вам столпов нерукотворных:

Не зашатаются от взмахов крыльев черных

Вольтер, Дидро, Платон

И Данте пламенный, и гневный, и суровый,

Пришедший в темный мир как вестник жизни новой

На рубеже времен.

Огромный монолит, гранитная твердыня,

С кем спорит ураган, утес, на чьей вершине

Рождается заря,

Заметит ли гадюк, что меж камней гнездятся?

Неуязвим для бурь, он может ли бояться

Когтей нетопыря?

Грядущий день встает, и лик его прекрасен.

Ничей злой умысел, друзья, нам не опасен

И заговор ничей.

Лук истины звенит, ложь в муках издыхает,

И не боимся мы, что солнце исчерпает

Колчан своих лучей.

Итак — презренье вам, бессильные шакалы!

Вы существуете, но наши идеалы

От вас мы защитим.

С насмешкой истина прощает суеверьям.

А я — я, как всегда, с надеждой и доверьем

Пойду путем своим.

Есть два сокровища; в них жизнь моя и сила:

Мне солнце разума, великое светило

Сияет вдалеке,

А здесь, вблизи меня, смеется Жанна звонко.

В моей душе — любовь, и детская ручонка —

В моей большой руке.

НАСТОЙЧИВОСТЬ

И все-таки — вперед. Вперед! Оставим споры.

Когда у нас ключи, нам не страшны запоры.

Быть может, ночь сама, уставшая от зла,

Упорству уступив, охотно бы ушла:

Препятствия всегда настойчивости рады,

Дать победить себя — лишь в этом долг преграды.

Да, пятится, ворча и огрызаясь, тьма.

Оглянемся ж на них, апостолов ума,

Титанов прошлого, вперед шагавших смело;

Их оторвала смерть от праведного дела;

Тернистым был их путь к звездам грядущих дней.

Почтим нелегкий труд развьюченных коней

И, на плечи себе переложив их бремя,

Начнем свой переход. Не ждет погонщик — время.

Итак, скорее в путь! Должны продолжить мы

Не нами начатый поход сквозь толщу тьмы,

Из мрака прошлого, из мглы средневековой.

Уже забрезжило сиянье жизни новой.

Великие умы предшествовали нам:

Тут был еще Платон, а Лютер был вон там;

Лучи их мудрости дорогу освещают

И в лабиринте тьмы проходы отмечают.

Вон там, боясь упасть, Паскаль замедлил шаг;

Вот здесь, где я иду, шел некогда Жан-Жак;

В своем стремленье ввысь, к небесному простору,

Вольтер шагнул сюда, но потерял опору.

«Я вижу!» — он успел воскликнуть, как пророк.

Пускай теперь и нас покроет пыль дорог!

Должны преодолеть и мы крутые склоны;

Нам предстоит открыть безвестные законы;

Пока жива душа и разум не умолк,

Мы будем выполнять апостольский свой долг.

О люди! Радуйтесь, стремитесь к счастью, верьте!

— Но что я слышу там? То хриплый хохот смерти!

Столетия вражды, усобиц и угроз,

Несправедливостей, изгнаний, горя, слез,

Вся злоба и весь гнев, все, все, что накопилось

И что в глубинах душ осадком отложилось,

Неслыханной грозой не разразится ль вдруг?

Озлобленность вокруг и ненависть вокруг;

Уже притихло все, ждет грозового гула,

И молния вдали меж черных туч сверкнула!

Но тщетно хочет месть сорвать свой горький плод:

Нам в этот страшный миг бог просветленье шлет,

Он стрелы молнии в зарю преображает.

Бог в нашем сердце гнев и злобу пожирает;

Он в душу грешную свергается с высот,

И все, что видит в ней, он казни предает,

Щадя одну любовь; он зависть рвет на части,