Том 12. Стихотворения - [38]

3

В такие дни, когда пошла торговля шибко,

Пойми: добро вредит, а нравственность — ошибка;

Пойми: когда Сатурн веков сгущает мрак,

Нерон — в спасителях, в преступниках — Спартак.

Пусть мысль упрямая бурчит и хмурит брови

И совесть призраком встает у изголовий,

Бессильным шепотом проникнуть силясь в слух, —

Никто не слушает брюзжанья двух старух.

Камнями Сцеволу казнит Нарцисс газетный.

Пора нам свыкнуться с той лампой многоцветной,

Что под иным углом любой рисует герб, —

Так, что в Делангле вдруг нам видится Мальзерб.

Признаем, что Лебеф велик, Персиль прекрасен.

А стыд — в помойку! Там он будет неопасен.

4

Наличность наших касс — вот истина и честь.

Когда притихло все, к народу станет лезть

Лишь явный сумасброд с протестом запоздалым,

Негодование являя жестом шалым.

Кой черт! Нам надо жить и улицей дышать;

К чему настойчиво былое воскрешать?

Все, что живет, умрет: орлы — червям подобно,

И в снеге хлебный жук найдет покров надгробный;

Трясется Новый мост под натиском реки;

И локти я протер, и в дырах башмаки,

И новой шляпы фетр ужасно скоро мнется;

А истина — гляди! — сидит на дне колодца

С претензией смешной, что вечность ей дана,

Что нипочем ей дождь, что красота прочна,

Что можно без гроша владеть вселенной всею

И смерти избежать, хотя б свернули шею!..

Чушь!.. Граждане! Должны лишь фактам верить мы!

5

Все это жулики успели вбить в умы

Шпиков и шулеров, мещан и обормотов

И также — умников, что грабят идиотов.

Хохочет биржа. Курс растет, слепя глупцов;

Льет лицемерие потоки мудрых слов.

Прекрасно! Есть барыш; довольны все пройдохи!

Вот это, Ювенал, суть истины эпохи.

Какой-то пономарь средь мусора и луж

Нашел их невзначай, став подметать Монруж;

Теперь они в ходу, — товар весьма хороший, —

И, веком властвуя, лукавцы и святоши

Орут, просвещены сиянием лампад,

Что Мессалина — честь, а Жанна д'Арк — разврат.

Вот что епископы, шаманы и другие

Доказывают всем посредством стройной хрии,

А вор, мой кошелек стянувший на бегу,

Посредством А плюс Б — Барошем плюс Аргу.

6

Учитель! Есть ли тут предмет негодованья,

Причина ярости и цель для бичеванья?

Ведь взор мечтателей, таких, как мы с тобой,

Всегда манил к себе не карлик, а герой;

Я, горестный трибун, и ты, сатирик пылкий,

Лишь ввысь глядим («в эфир» — глупцы твердят

с ухмылкой);

Таков уж наш недуг. Нам неприятен вид

Мещан и подлецов. Плешь Домбидо горит,

Фульд подбородок свой топырит непреклонно, —

Но мне милей Жак Кёр, ты предпочтешь Катона;

Мы лавр отважных чтим; и мудрых ореол

Святым видением для нас навек расцвел;

Мы ослепленный взор в лазурной топим шири

И тратим жизнь, ища в сияющем эфире

Гигантов образы, мыслителей, вождей;

Глядя поверх земли, где власть ночных теней,

Мы, под раскат фанфар, далеких и могучих,

Стремленье колесниц в зажженных видим тучах

И в праздничных лучах — бег золотых квадриг.

И взор задумчивый нам ранят в этот миг

Распутниц жадных рой и жуликов кишенье.

Так. Но подумаем. Проявим снисхожденье.

Сердца презренные нам ненавистны. Что ж!

Не тронем их; пускай свою смакуют ложь!

7

Но и действительно, коль это все оставить, —

Мы вправе ли хулить инстинкт и нрав бесславить?

Не должно ли признать натуры властный зов?

И грязь найдет себе друзей, и смрад — жрецов;

В болотном городе порокам жить свободно;

Где плохо одному, другому превосходно;

Пусть подтвердит Минос, рассудит пусть Эак, —

Не правда ль: свиньям рай в зловонии клоак?

Касается ли нас, — ответь мне, едкий гений, —

И очень важно ли для наших размышлений,

Что некто, присягнув, убийство совершил,

Что Богарне престол в корыто превратил,

Что церковь вопиет бандиту «аллилуйя»,

Что плату Сент-Арно берет, сапог целуя,

Что буржуа хвалу поют ему, склонясь,

И что желудки есть, которым в пользу грязь?

Как! Франция дрожит, подточена изменой,

А мы дивуемся, в наивности блаженной,

Что желуди Парье под этим дубом жрет;

Нам странным кажется, что Сена все течет,

Нам чудом кажется Тролон с душой Скапена

И дивом, что Дюпен являет нрав Дюпена!

8

Стремленье к мерзостям от века в людях есть.

Позор привычен им, он — их очаг и честь,

Их кров, подушка их, уют постели гретой,

Широкий теплый плащ, поверх одежд надетый.

Позором каждый плут накормлен и согрет.

Так удивляться ль нам, что наш и Новый свет

Почтительно поют осанну негодяям

И что капкан воров глупцами восхваляем?

Ведь здесь природа-мать являет свой закон,

Здесь вековой инстинкт открыто воплощен.

Коль алчный аппетит найдет что-либо вкусным,

То будет каждый зверь доволен делом гнусным.

Да, преступленье — смрад и тупоумье. Так!

Но разве нет скотов — его хвалить? Во мрак

Дыра ведет? Пускай! Иль гадов нет ползучих?

Шакалов нет? И змей бесшумных и гремучих?

Как? Разве лошаки вдруг крылья обрели

И воспарили ввысь, подальше от земли?

Или осел исчез из ряда божьих тварей?

Когда на жеребце, — чье имя слава, — Дарий,

Кир, Цезарь, Ганнибал скакали без седла,

Когда крылатая победа их несла,

Пылавших радостью, по небесам багряным,

Орлы кричали им: «Вы братья и друзья нам!»

Орлы кричали им: «Вы родичи громов!»

Сегодня Ласенер — предмет восторга сов.

Ну что же, правильным все это я считаю

И совам говорю: «Спасибо, одобряю».

В зловещий их концерт и глупость включена.

Пусть, пусть! В своем листке, о Ювенал, одна