Том 12. Стихотворения - [37]

Отбросов общества, какую речь ведут!

О, ропот ярости, упрятанной под спуд!

Вот жирный выкормок, веселый и румяный,

Твердит: «Мешает спать шум этот неустанный;

Вое ладно; у купцов утроилась лихва;

На наших женщинах — цветы и кружева!» —

«К чему тут жалобы? — орет второе Некто. —

Бродя бульварами, лоща асфальт проспекта,

На бирже сотни три беру я каждый день;

Деньга рекой течет — глотай, кому не лень!

Три франка десять су гребет простой рабочий —

Ведь это ж рай! Париж кипит с утра до ночи.

А демагогов нет: их выкинули вон;

Тем лучше. Принц меня в восторг приводит: он

Умеет жить, хоть я постиг его не сразу.

Ну, выгнал он глупцов, мятежную заразу, —

Мне что? А мертвые… Мир этим дуракам!..

Пусть умные живут! В какое время нам

Дышалось так легко и были мы так сыты

От поземельного и общего кредита?

Республика еще рычит из тайных нор;

Ужасно!.. Труд, прогресс, права, свобода… Вздор!

Еще вчера я взял изрядный куш на франке.

Я в декламациях не нахожу приманки

И, правду говоря, не вижу в том забот,

Что совесть падает, коль ренты курс растет».

О, мерзостный жаргон! Им говорят и пишут!..

Ну, слушайте же все, кто счастьем так и пышут,

То, что мы скажем вам, но скажем только раз!

Да, мы, гонимые по всем путям сейчас,

Без паспорта в руках, без имени, без дома,

Да, мы, изгнанники, не знавшие надлома,

Не пожелавшие, чтобы дичал народ,

Но и отвергшие заране эшафот

И репрессалии — когда вернется право;

Мы — те, кого пока поверг Мандрен кровавый,

Мы, чтоб убить позор, свободу воскресить,

Сияньем совести все лица озарить,

Освободить мадьяр, ломбардцев, немцев, римлян,

Над всей Европою, хоть горизонт продымлен,

Вновь мать-Республику взнести как солнце прав;

Дворцы и хижины избавя от расправ,

Дать Братству расцвести, как встарь, цветком любимым,

Труд сделать правилом и правом нерушимым,

Из гроба каторги открыть страдальцам путь

И в семьи скорбные кормильцев их вернуть

И вырвать, наконец, век и народ великий

Из лап насильника и всей преступной клики, —

Чтоб этого достичь, с пылающей душой

Мы снаряжаемся в тиши и тьме ночной

И объявляем всем, что мы вполне готовы

(Страдания — ничто; заслуга — в жертве новой)

За это жизнь отдать, лишь бог прикажет нам!

Ведь лучше умереть, чем видеть этот срам;

Ведь всех попрал сапог морального урода:

У нас — нет родины, у вас — взята свобода!

Да, знайте все, кому докучен рокот гроз,

Кто, в жажде золота, по горло влез в навоз,

Что мы не предадим народ на истребленье;

Что будем призывать до смертного мгновенья

На помощь Франции, хрипящей под пятой,

Как предки делали, восстанья взрыв святой!

Мы бога вынудим ударить в мир громами!

Вот наши замыслы. Вот каковы мы сами:

Мы предпочтем, — пусть рок раздавит нас, резвясь, —

Чтоб наша кровь текла, чем прела ваша грязь.

Джерси, ноябрь 1852

XII «Твердят мне: «Берегись!..»

Твердят мне: «Берегись!»; советуют серьезно:

«Нерону метя в грудь,

Таись! Нельзя идти, трубой сатиры грозной

Свой возвещая путь.

Припомни Эттенгейм; ловушек бойся; знака

Жди — хоть бы много лет.

Будь как Херея: он пришел под сенью мрака,

Один, переодет.

Лишь осторожность нас хранит от ям и петель,

Лишь тьма нас может скрыть».

Нет! Тем я жалкую оставлю добродетель,

Кто долго жаждет жить.

Джерси, август 1853

XIII ЮВЕНАЛУ

1

О старый Ювенал! Давай вернемся в школу;

Сойди с Олимпа вниз; дай отдохнуть престолу,

С которого века сатирой ты гремел.

Вокруг нас множество довольно странных дел;

Но стало истиной, коль верить Риансею,

Что, если дни прошли над этой кровью всею,

Прошел годок-другой, то, как ни бормочи

В могилах мертвецы, убитые в ночи, —

Убийство и грабеж не преступленье боле.

Вейо, кто дружески прильнул плечом к Лойоле,

Твердит нам, что когда желанный час настал

(Тут нашему уму едва ли ждать похвал),

И ладан в Нотр-Дам торжественно курится,

И на поповские листки подписка длится,

То ясно: отшвырнув поганый саван свой,

На гордый пантеон сменив свой гроб гнилой,

У Фульда заручась обилием кредита,

Умыто судьями, красотками завито,

В кругу апостолов, среди учеников,

Плюя в мечтателей, в поэтов-дураков,

Из коих ни один ему не внял, бедняга, —

На трон взлетело Зло, надев личину Блага.

2

Оно — порядка столп, религии оплот;

«Расцветом деловым» оно себя зовет.

В мундире маршала красуется Измена;

Перед Успехом гнут епископы колена;

Преступное в четверг — в субботу славным чтут;

У куртки-честности давящий ворот рвут;

Все сказано. Мораль давно уж в детство впала;

Честь — дура старая, затворница подвала.

О бронзовый мудрец! Нельзя ль в наш мозг тугой

Попробовать ввести новейших истин рой?

Раз в копях угольных, в трактирах, в лавках тоже,

Купив за пять, продашь за двадцать и дороже,

То, значит, западня, нам радость дав сию,

Чиста и праведна, и — не в пример бабью —

Злодейство кажется чем старше, тем прекрасней.

Ворона лебедем становится, как в басне.

Любой полезный труп нам аромат струит.

Кто про декабрьскую резню заговорит,

Когда уже нюнь? Все утонуло в травке.

Теперь вопрос не в том; теперь полны прилавки:

Шерсть, хлопок, сахар, лен — в цене. А дни летят,

Измены пакостность и вероломства смрад

С теченьем времени ослабевать способны,

А сами действия весьма в делах удобны;

Убийство ж подлое сменить умеет вмиг

Обличье призрака на херувимский лик.