Том 1. Вечерний звон - [11]

Шрифт
Интервал

Губернские и уездные власти земскому начальнику верили беспрекословно. Если мужик смел говорить, что земский бесчинствует, верить ему не полагалось уже по одному тому, что мужик не мог понимать тайных движений дворянской души, поставленной на охрану трона, веры и отечества.

Никите Модестовичу такие порядки нравились, и он с исключительным усердием опекал своих подчиненных.

3

Промыслив службу и укрепившись в ней, Никита Модестович стал приводить в порядок свое хозяйство.

В течение года он присматривался к деятельности Фрешера и остался недоволен. Ему не нравились натуральные платежи за аренду, отработки, громоздкий учет. Да и не хотел он иметь врагом имения целую общину. Нет, лучше уж разделаться с этой возней!

— Все это патриархальщина, милейший Карл Карлович, — сказал однажды Улусов управляющему, несколько презрительно посматривая на его тупое рыло. — Все это невыгодно и ужасно устарело. Нужны деньги.

— Денег у них нет, — отвечал Фрешер.

— Но есть же какой-нибудь богатей, который мог бы арендовать эти несчастные две тысячи десятин, из-за которых мы то и дело ссоримся с мужиками?

— Такой богатей есть. Иван Павлович Челухов, лавочник. Он давно просит землю в аренду.

— Тем лучше. Пусть он берет землю и уж сам, если хочет, сдает ее мужикам, и пускай они все валят на него. Довольно с меня скандалов с мужиками по должности. Я не хочу, чтобы меня в конце концов сожгли.

— Эге. — Управляющий все понял. — Это хорошо!

— Итак, — продолжал Улусов, — мы расторгаем договор. Предупредите их.

— Но договор вечный?!

— Вечного ничего нет, — раздраженно проговорил Улусов. — Мало ли что наблажил мой старик. Договор с мужиками расторгнем, заключим его с лавочником, а перед тем вы взыщите с мужиков все долги.

На следующий день Фрешер объявил народу о расторжении договора и потребовал немедленной уплаты долгов.

Напрасно мужики уговаривали молодого барина пожалеть их ради великой нужды, напрасно указывали на вечность договора. Никита Модестович не внял их увещеваниям.

Мужики решили судиться и передали дело тамбовскому адвокату Николаю Гавриловичу Лужковскому. Пока Николай Гаврилович ходил по судебным инстанциям, Никита Модестович через Фрешера сговорился с лавочником. Тот давал за аренду хорошую цену, имея в виду содрать с мужиков вдвое. Однако, почуяв спешность в намерениях барина, лавочник начал торговаться. Судебное дело стараниями Лужковского тоже затягивалось. Улусов спешил, нервничал, по неопытности и излишней горячности кому-то нагрубил, кому-то отказал во взятке, где-то прозевал небольшую, но, как оказалось, важную юридическую закорючку…

Лужковский уцепился за ту самую закорючку, которую прозевал Улусов, дал взятку лицу, обойденному барином, втерся в доверие к тому, кого Улусов грубо обругал, — дело приостановилось, бумаги валялись месяцами без движения, и как ни бесился Улусов, сделать ничего но мог.

А мужики, пока суд да пересуд, пахали арендованную землю.

Еще до суда кое-кто из древних старичков уговаривал сходку тряхнуть перед властями Грамотой. Другие, напротив, предлагали объявить Улусову войну не на жизнь, а на смерть, донимая его чем попало. А то и красного петуха подпустить.

В спор неизменно вмешивался один из тех, на ком, как говорится, «мир держится» — Лука Лукич Сторожев.

— Обождем, старики, — солидно говорил он. — Насчет Грамоты скажу так: уж больно ветхая она, слова не разберешь. Вот ежели бы достать Книгу Печатную, тогда другое дело. А вы, баламутчики, помолчите! — Лука Лукич грозил пальцем в сторону молодых мужиков, коноводом которых был Андрей Андреевич, по прозвищу «Козел». — Эк, чего выдумали! «Красный петух»! Придут солдаты и по всему селу «петуха» пустят. Нет, мир, обождем решения суда.

Мужики соглашались с Лукой Лукичом. Да и надежда на справедливый суд еще теплилась в них.

Когда же Улусов прижал общество, когда всем стало ясно: идти селу по миру, сходка приговорила — поручить ведение тяжбы с Улусовым Луке Сторожеву.

Глава третья

1

Сторожевы на основании каких-то туманных дедовских преданий приписывали честь основания Двориков своему роду. Так это или не так, но одно достоверно — изба, в которой проживал Лука Лукич, была самой старой в селе.

Самые древние деды утверждали, что эта изба стояла на том же самом месте при их отцах, что она старожиловская. Быть может, благодаря именно этому обстоятельству двор Луки Лукича и получил название «сторожевского». Хотя в бумагах Лука Лукич звался Окуневым, в обиходе он и его семейные прочно были Сторожевыми: прозвище постепенно вытеснило фамилию, явление в сельской жизни нередкое.

Лука Лукич жил на Большом порядке в «старой» половине избы. Другая половина разделялась на клетушки, боковушки и спальни для женатых сыновей и внуков.

Семейство у Луки Лукича было большое. Тут вековал закон: никого из дома на сторону не отпускать. Девушки приводили в дом зятьев, мужчины — жен.

В клетушках, где ютилась эта скандальная орава, Лука Лукич появлялся только затем, чтобы разнять баб, которые часто шумели, а порой и дрались из-за неудобств, то и дело возникающих в семье.

Известно, бабы больше, чем мужики, ратуют за раздел. Сторожевский дом не был исключением. Точит какая-нибудь Авдотья своего мужа, точит и днем и ночью, — ну, тот, чтобы отвязаться, и начинает плясать под ее дудку: «Давай раздел, дед, невмоготу так жить!»


Еще от автора Николай Евгеньевич Вирта
Одиночество

Роман «Одиночество» рассказывает о событиях, развернувшихся на Тамбовщине в годы гражданской войны. В нем удивительным образом сочетаются драматизм и лиричность повествования, психологическая глубина характеров и жизненных ситуаций.


Кольцо Луизы

В повести «Кольцо Луизы» описана история подпольной группы немецких антифашистов, успешно помогавших в течение всей Второй мировой войны советским войскам и их союзникам одолеть врага.


Том 2. Одиночество

Том составляет широко известный роман «Одиночество», посвященный событиям, развернувшимся на Тамбовщине в годы гражданской войны, борьбе крестьян за советскую власть против кулацко-эсеровской оппозиции, вошедшей в историю под названием антоновщины.


Катастрофа

Повесть «Катастрофа» рассказывает о великой битве на Волге в 1942—1943гг., о гибели шестой германской армии и о личной душевной, катастрофе ее командующего фельдмаршала фон Паулюса.


Иностранка

Рассказ о маленькой нарушительнице советской границы.


Том 4. Рассказы и повести

В четвертый том Собрания сочинений вошли повести и рассказы Николая Вирты, созданные писателем в 1947–1974 годы.


Рекомендуем почитать
Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.


Том 3. Закономерность

Роман «Закономерность» связан с вошедшими в том 1 и том 2 романами «Вечерний звон» и «Одиночество» не только тематически, но и общностью некоторых героев. Однако центр тяжести повествования переносится на рассказ о жизни и делах юношей и девушек из интеллигентских слоев губернского города Верхнереченска, об их нелегком пути в революцию.