Том 1. Стихотворения и песни - [9]

Отчего же часто

Ты вздыхаешь вновь?

В этот вечер синий

Слишком нежен иней,

Слишком больно гаснет

Старая любовь.

Январь 1958

«Ветер в соснах высоких качается…»

Ветер в соснах высоких качается,

Мелкий дождик стучит по спине.

Где-то в Арктике шторм начинается,

Мокнут спины холодных камней.

Часовой у обрыва прибрежного

Закрывает от брызг автомат,

Молча смотрит на море мятежное,

Вспоминая знакомых девчат.

А в землянке сырой и нетопленой,

Где вповалку солдаты лежат,

Что-то пишет в тетрадке потрепанной

Никогда не писавший сержант.

Пишет он с перекурами частыми,

Тень коптилки скользит за рукой.

Говорят, что ночами ненастными

И любимым без нас нелегко.

Ветер в соснах высоких качается,

Мелкий дождь по пилотке стучит.

Это ясно, что песня кончается,

Но любовь никогда не молчит.

Февраль 1958

«Прощай, Москва, не надо слов и слез…»

Прощай, Москва, не надо слов и слез,

Скажу тебе сегодня по секрету:

Не знаешь ты, что я тебя увез,

В душе своей ношу тебя по свету.

Не знаешь ты, что, если у костра

Глаза подернет дым воспоминаний,

По длинным, одиноким вечерам

К тебе ходить я буду на свиданья.

Мне здесь знаком, наверно, каждый дом,

Тебе на память подарил я детство,

А молодость и солнечный задор

Ты, город мой, оставил мне в наследство.

Прощай, Москва, в сиянье гордых звезд,

Прими слова прощального привета.

Не знаешь ты, что я тебя увез,

В душе своей ношу тебя по свету.

Февраль 1958

ВЕСЕЛЫЙ РЕПОРТЕР

Нет на земле человека такого,

Радио кто б не слыхал.

Но вам никто не расскажет толково

О том, как собрать материал.

Рассказать вам про жизнь репортера —

Это будет долгий разговор.

Под сырой землей, на гребнях диких гор

Он бывал — веселый репортер.

Мчатся экспрессы, автобусы мчатся,

Всюду нам надо поспеть.

И недоспать нам приходится часто,

И песен своих недопеть.

Если однажды ракета украсит

Лунный унылый простор,

Будет на ней не из песни «мой Вася»,

А будет наш брат — репортер.

Покажи мне того репортера,

Кто прожил спокойно жизнь свою,

Он найдет приют, конечно, не в раю,

Но возьмет у черта интервью.

Февраль 1958

ЖАК ЛОНДРЕЙ

Жак Лондрей, уроженец Парижа,

Переехал в другие края.

Жак Лондрей перебрался поближе

К лучезарным французским морям.

Он идет по шикарному пляжу,

А вокруг красота, красота:

Толигэ, толигэ, дювуляже,

Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

Он, вниманием женским согретый,

Никогда и нигде не скулил,

Он блондинок любил и брюнеток,

А шатенок он тоже любил.

Только солнце за скалами ляжет,

И к устам примыкают уста:

Толигэ, толигэ, дювуляже,

Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

Жак Лондрей кончил жизнь очень просто —

Он родною женой был убит.

И за это огромного роста

Ему памятник вечный стоит.

Он стоит, возвышаясь над пляжем,

А на бронзе написано так:

Толигэ, толигэ, дювуляже,

Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

1958

«Он идет по кривому переулку…»

Он идет по кривому переулку,

Он с работы возвращается домой.

Облака, как потолок,

Гонит ветер на восток,

Тащит пыль по грязной мостовой.

Вот стоит большой кирпичный корпус,

Пляшет в окнах городской закат.

Там в квартире в два окна

Приготовила жена

Из одной картошины салат.

А когда погаснут в небе звезды

И покажется, что жить уже невмочь,

Курит он во тьме ночной

Над промокшей мостовой

И о чем-то думает всю ночь.

Он идет по кривому переулку,

Он с работы возвращается домой.

Облака, как потолок,

Гонит ветер на восток,

Тащит пыль по грязной мостовой.

28 мая 1956–1958

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Вечер спрятался на крышу,

В тишине шаги звенят.

Может, ты меня услышишь,

Может, ты поймешь меня.

Облаков вечерних пятна

Наплывают на зарю.

Неужели непонятно

То, что в песне говорю?

Подобрать мне трудно сразу

В песню нужные слова,

Потому что я ни разу

Никого не целовал.

С крыши ночь зарю снимает

И спускается с небес.

Эта песня, понимаешь,

Посвящается тебе!

Лето 1958

МАМА, Я ХОЧУ ДОМОЙ

Снова нас ведут куда-то,

И не ясен нам маршрут.

Видно, горы виноваты —

Не сидим ни там, ни тут.

Снова в горы и по тропам

С рюкзаками за спиной.

Груз под силу лишь циклопам!

Мама, я хочу домой!

Дома все же как-то лучше,

Ну а здесь придется нам

Целый день бродить по кручам,

По ужасным ледникам.

Будем ползать постоянно

По веревке основной

И питаться кашей манной, —

Мама, я хочу домой!

Не хочу я каши манной,

Мама, я хочу домой!

Склоны круче, ближе тучи,

Камни сыплются гурьбой.

На пожарный всякий случай

Мы связались меж собой.

Мы идем по ледопаду,

Где, представьте, путь такой:

Хочешь, стой, а хочешь, падай, —

Мама, я хочу домой!

Не хочу я что-то падать.

Мама, я хочу домой!

Снова нас ведут куда-то,

Снова я несу рюкзак.

До чего же мне, ребята,

Надоело жить вот так!

Телеграмма уж готова,

Ни одной в ней запятой,

В ней всего четыре слова:

«Мама, я хочу домой!»

1958, Тянь-Шань

ВЕРЕВОЧКА

Ты ножкой двинула

Чуть на вершок,

Какао вылила

На мой мешок.

Спустила с высоты

Ты град камней,

Разбила ногу ты

И сердце мне.

Я ногу щупаю

На леднике.

Какао хлюпает

В моем мешке.

Всю смену я больной —

Хожу, томлюсь.

Наверно, я с тобой

Не развяжусь.

Связал нас черт с тобой,

Связал нас черт с тобой,

Связал нас черт с тобой

Веревочкой одной.

1958 Тянь-Шань

«Ах, дорога, дорога, знакомая синяя птица!..»

Ах, дорога, дорога, знакомая синяя птица!

Мне давно полюбилась крутая твоя полоса.

Зной пустынь, шум тайги, золотые степные зарницы

У истоков твоих основали свои полюса.