Том 1. Через пустыню, через гарем. Робер Сюркуф - [12]

— О ваша милость, я восхищен тобой! Твоя справедливость велика, твоя мудрость — выдающаяся, твое милосердие — еще возвышеннее, а твои ум и хитрость — самые выдающиеся. Но я прошу тебя, благородный бей [40] Кбилли, позволь нам увидеть твоего гостя, прежде чем мы подвергнемся столь изощренному наказанию.

— Что ты от него хочешь?

— Я предполагаю, что он знаком со мной, и хотел бы насладиться его видом.

— Он знает, что вы должны прибыть.

— Да? Откуда же?

— Вы прошли мимо и не заметили его, а он сразу же донес мне про вас. Если бы вы не пришли сами, я бы приказал привести вас силой!

Наместник хлопнул, в ладоши, и сейчас же появился чернокожий слуга, бросившийся перед векилем ниц, словно это был сам султан. Векиль прошептал ему на ухо несколько слов, после чего африканец удалился. Через какое-то время дверь отворилась, и вошли десять солдат под предводительством онбаши. Они выглядели жалко в своих лоскутных одеяниях, которые ни в малейшей степени не напоминали военную форму. Большинство солдат были босиком. В руках у них были ружья, которыми можно было делать что угодно, но только не стрелять. Солдаты беспорядочно свалились в ноги векилю, который оглядел их как можно более воинственно, а потом скомандовал:

— Встать!

Они поднялись, и онбаши выхватил из ножен огромную саблю.

— Становись! — рыкнул он зычным голосом.

Солдаты стали один подле другого, как попало держа ружья в смуглых руках.

— Ружья на плечо! — скомандовал теперь онбаши.

Ружья взлетели, стукаясь одно о другое, задевая о стены и натыкаясь на головы статных героев, но через некоторое время все же благополучно улеглись на плечи своих хозяев.

— Ружья на караул!

Снова ружья сцепились в беспорядочный узел. Неудивительно, что одно из них вдруг потеряло… ствол. Солдат спокойно нагнулся, поднял упавший ствол, оглядел его со всех сторон и посмотрел сквозь него на свет, дабы убедиться, что дырка, из которой вылетает заряд, еще на месте. Потом вытащил из кармана веревку, сплетенную из пальмового волокна, и бережно привязал к ложу. Потом солдат с огромным удовлетворением на лице привел, наконец-то, оружие в положение, предписанное последней командой.

— Смирно и не болтать!

При этой команде солдаты с показной энергией и силой сжали губы, вскинули головы и стали буквально поедать глазами начальство в ожидании новых приказов. Солдаты уже заметили, что были вызваны охранять троих преступников, и хотели произвести должное впечатление.

Мне стоило немалого труда оставаться серьезным при этих диковинных действиях. Надо отметить, что мое веселое расположение духа удесятеряло мужество моих спутников.

И снова отворилась дверь. Вошел человек, которого мы ожидали. В нем я сразу же узнал убийцу из пустыни.

Не удостаивая нас взглядом, он прошел к ковру, опустился подле векиля и взял раскуренную трубку из рук черного слуги, вошедшего вместе с ним. Только после этого наш знакомец поднял глаза и презрительно посмотрел на нас. Большего презрения невозможно было представить. Тогда заговорил, обращаясь ко мне, наместник:

— Вот этот человек, которого ты так хотел видеть. Он знаком тебе?

— Да.

— Ты сказал правильно. Он знаком тебе, а это означает, что ты его знаешь. Но он не твой друг.

— Я поблагодарил бы его за дружеские отношения. Как его зовут?

— Его зовут Абу эн-Наср.

— Это неверно! Его имя Хамд эль-Амасат.

— Гяур, не смей обвинять меня во лжи, а то получишь на двадцать ударов больше! Моего друга и в самом деле зовут Хамд эль-Амасат. Но знай ты, собака неверного, что однажды ночью, когда я еще был миралаем [41] в Стамбуле, на меня напали греческие бандиты; случайно Хамд эль-Амасат оказался рядом. Он поговорил с ними и спас мне жизнь. С той ночи его зовут Абу эн-Наср, Отец Победы, потому что никто не может противостоять ему, даже бандиты.

Я, не в состоянии сдержать смех, покачал головой и спросил:

— Ты был в Стамбуле миралаем? В каких войсках?

— В гвардии, сын шакала.

Я приблизился к нему на шаг и поднял правую руку.

— Попробуй еще раз оскорбить меня, и я дам тебе такую пощечину, что завтра утром ты сможешь сравнить свой нос с минаретом и сравнение будет в твою пользу. Ты уверяешь меня в том, что был полковником? Можешь рассказывать свои побасенки этим героям-воякам, но только не мне. Понял?

Векиль вскочил с необычайной поспешностью. Подобным образом с ним еще никто не обращался. Это было выше его понимания. Он уставился на меня, словно я был привидением, и пролепетал потом — не знаю, во гневе ли, или во смущении:

— Человек, я мог бы стать даже лави-пашой, что соответствует генерал-майору в армиях неверных, но мне милее было место здесь, в Кбилли!

— Да, ты можешь служить образцом мужества и храбрости. Ты боролся с бандитами, которых твой друг победил, сказав им лишь несколько слов. Значит, он был очень хорошим их знакомым или даже членом шайки. Он совершил в Алжире убийство с ограблением. Он убил человека в Вади-Тарфои. Он застрелил в Шотт-Джериде моего проводника, отца этого юноши. Он хотел и меня погубить. Я преследовал его до Кбилли и вот вижу, что этот человек является другом чиновника, утверждающего, что он находится на государственной службе. Здесь я обвиняю твоего гостя в убийстве и требую, чтобы ты его задержал!