Том 1. Через пустыню, через гарем. Робер Сюркуф - [13]

Теперь вскочил и Абу эн-Наср. Он воскликнул:

— Этот человек — гяур! Он напился вина и не знает, что говорит. Он должен проспаться, а потом уже держать ответ.

Это было уже слишком. В мгновение схватил я его за грудки, высоко поднял и швырнул на землю. Он снова вскочил и выхватил нож.

— Собака, ты поднял руку на правоверного! Сейчас ты умрешь!

При этих словах он бросился на меня. Я остановил его метким ударом. Он рухнул и остался неподвижно лежать.

— Взять его! — приказал векиль солдатам и указал им на меня.

Я ожидал, что солдаты немедленно схватят меня, однако, к своему удивлению, обнаружил, что происходит нечто вроде маневров.

Унтер-офицер выступил перед «строем» и скомандовал:

— Положить оружие!

Все одновременно нагнулись, положили ружья на пол, а потом приняли в прежнее положение.

— Направо!

Солдаты повернулись направо и теперь стояли в затылок друг другу.

— Взять человека, находящегося посреди комнаты! Марш!

Они, словно находились на плацу, подняли левую ногу, фланговый чеканил: «Левой — правой, левой — правой!» Солдаты обошли вокруг меня и остановились по команде унтера, взяв меня в кольцо.

— Схватить его!

Двадцать рук, ровно сотня грязных смуглых пальцев, протянулись ко мне сзади и спереди, слева и справа и схватили меня за бурнус. Происходящее было тем комичнее, что я мог бы освободиться одним движением из их рук.

— Ваше высочество, мы держим этого человека! — сообщил верховный главнокомандующий храброго войска.

— Больше не отпускайте его! — приказал со строгим выражением на лице наместник.

Сотня пальцев впилась еще основательнее в мой бурнус, и как раз это чопорное восточное достоинство, с которым все совершалось, достоинство, несшее в себе что-то комическимарионеточное, стало виною тому, что я громко рассмеялся.

Во время этих событий Абу эн-Наср снова поднялся. Его глаза сверкали гневом и жаждой мести, когда он прошипел векилю:

— Прикажи его расстрелять!

— Да, он должен быть расстрелян. Однако прежде я выслушаю его, потому что я справедливый судья и не могу никого приговорить, не предоставив обвиняемому возможности высказаться.

— Этот гяур, — начал убийца, — шел с проводником и со своим слугой через шотт. Он наткнулся на нас и спихнул моего спутника в трясину, в которой тот утонул.

— Почему он это сделал?

— Из мести.

— Почему он хотел мстить?

— Он убил одного человека в Вади-Тарфои. Мы как раз проезжали мимо и хотели его задержать, однако он улизнул от нас.

— Ты можешь поклясться в правдивости своих слов?

— Клянусь бородой Пророка!

— Этого достаточно!.. Ты слышал эти слова? — спросилменя векиль.

— Да.

— Что ты можешь возразить на это?

— Что он негодяй. Это он убийца. В своем обвинении он просто переменил действующих лиц.

— Он поклялся, а ты — гяур. Я верю не тебе, а ему.

— Спроси моего слугу. Он — мой свидетель.

— Но он служит неверному. Его слова ничего не стоят. Я прикажу созвать большой совет оазиса, который услышит мои слова и решит твою судьбу.

— Ты не хочешь мне верить, потому что я христианин, и тем не менее оказываешь доверие гяуру. Этот человек армянин, а следовательно, тоже христианин, а совсем не мусульманин.

— Он поклялся Пророком!

— Это низость и грех, за которые его накажет Бог. Если ты не хочешь меня выслушать, я обвиню его перед советом оазиса.

— Гяур не может обвинять правоверного, и совет оазиса не может причинить Абу эн-Насру ни малейшего вреда, так как у него есть надежный паспорт, — следовательно, он один из тех, кто стоит в тени государя, то есть находится под высочайшей защитой.

— И я один из тех, кто ходит под защитой моего короля. И у меня есть надежный паспорт. Ты положил его в свой карман.

— Он написан на языке гяуров; я осквернюсь, если прочту его. Твое дело будет изучено еще сегодня, но прежде вы получите свои колотушки: ты — пятьдесят ударов, твой слуга — шестьдесят, а проводник — двадцать. Отведите их вниз, во двор! Я спущусь следом!

— Уберите руки! — сразу же приказал унтер.

Сотня пальцев мгновенно отпустила меня.

— Взять ружья!

Герои бросились к оружию и мигом разобрали его.

— Окружить их!

В один миг они взяли в кольцо меня, Халефа и Омара. Нас вывели во двор, посреди которого квадратом стояли скамьи. Было ясно, что они предназначались для тех, кто должен был получить палочное наказание.

Глядя на то, как я спокойно позволил вывести себя, оба моих спутника пошли безо всякого сопротивления, но я прочел в их глазах, что они ожидают лишь моего знака, чтобы положить конец фарсу.

Когда мы ненадолго задержались перед скамьей, появились векиль с Абу эн-Насром. Негр вынес ковер, расстелил его на земле, а когда они уселись, подал им огонь для их погасших трубок.

— Дайте ему полсотни! Настало самое время действовать.

— Мой паспорт все еще у тебя в кармане? — спросил я веки ля.

— Да.

— Отдай мне его!

— Ты никогда не будешь держать его в своих руках!

— Это почему же?

— Чтобы ни один правоверный не мог о него замараться.

— Ты и в самом деле хочешь наказать меня?

— Да.

— Тогда я тебе покажу, как поступает немей, когда он вынужден заниматься правосудием!

Маленький дворик был с трех сторон окружен высокой стеной, а с четвертой его закрывало здание. Никакого другого выхода не было, кроме того, через который мы вошли. Зрителей тоже не было. Следовательно, нас было трое против тринадцати. Оружие нам оставили — этого требовал один из неписаных законов пустыни. Векиль был абсолютно не опасен для нас, так же как и его солдаты. Только Абу эн-Наср мог нам навредить. Я должен был прежде всего вывести из строя его.