Толя Швеин и Святой - [21]

Глава шестая

Уже свернув на Удальцова, Толя вдруг понял, что постепенно приходит в себя.

– Я понял, Нина. ***, это оно и было! – воскликнул он.

– Кто, что? Ты о чём?

– Эта ненависть. Она-то и ведёт людей. ***, если из-за такой мелочи можно так озвереть, то что удивляться, что происходит всё это?! Меня просто скрутило, но это я щас почувствовал. А обычно она скручивает, а я не чувствую. И всё это есть в каждом. ***, и копится, и затвердевает… Ну, как и в отце, например. Да и в шефе тоже. Только он более холёный и скрытный, поэтому не так заметно! Но ты прикинь – если в каждом это есть, то какого вообще?!.. Как это выдерживает земля?! Такой поток ярости и злобы! Человек просто – О****ШИЙ ЗВЕРЬ! – он выкрикнул последние слова, чтобы вся улица, а главное святой, услышали.

Нина кивала и улыбалась, но ничего не говорила. Толе и не нужно было, чтобы она поняла. Главное, он разгадал это сам. Ему казалось, что гашик почти отпустил его, и мысли потекли обычным чередом, и разница лишь в том, что теперь он контролирует их, тогда как предыдущие часы мог лишь читать, словно они не принадлежали ему. Впрочем, он был далёк от того, чтобы протрезветь полностью. Толя не мог держать это в себе и сбивчиво бормотал:

– Это целый кусок паззла! Про ненависть. Надо же – я раскрыл его! ***, надо извиниться перед Лизой, но она поймёт. Вернусь – подарю ей чего-нибудь… Она знает, что я этого и ищу. Это объясняет некоторые вещи, которые происходят… Мне в принципе по***, но если и всё остальное понять, то можно будет кое-как жить. Короче... ***, это такой инсайт!

– Так, угомонись. Где он тут?

– Вон, через дорогу, в седьмом доме.

Они перешли дорогу. Покосившуюся избушку накрыл снег, зелёная крыша целиком побелела. Под покровом ночи какой-то мужик, чертыхаясь, чистил во дворе дорожку от калитки до сеней. Его слабо освещала тусклая лампочка, висевшая над крыльцом. Присмотревшись, Толя узнал утреннего питерского зануду.

– Давай обойдём, – шепнула Нина. – Я с той стороны знаю дорожку.

Они прошли между пятым и третьим домом, чтобы оказаться у сарая позади седьмого. Тут в заборе была огромная дырка, через которую оба пролезли без труда. Утопая в снегу, они дошли до стены дома и остановились.

– И чё теперь? – громко прошептал Толя.

– Ну, слушай!

Нина приложила ухо к бревенчатой стене.

– Да ну бред, – ответил Толя, но стянул шапку и тоже приложил ухо. Ничего не было слышно.

Вдруг скрипнула дверь с другой стороны. Они присели, оказавшись практически полностью в сугробе. Высокая худая фигура медленно прошла до туалета. Снова скрип, журчащий звук, скрип, тёмный силуэт вернулся в дом. По дороге он сказал несколько слов питерскому мужчине, и тот что-то ответил, но ветер проглотил голоса и превратил их в «бу-бу-бу».

– Отпускает его, – перевела Нина.

– Так это он?!

– Наверное.

Питерский мужчина перестал орудовать лопатой, теперь скрипнула калитка, и через пару минут дородная фигура проследовала по Удальцова в ту сторону, откуда они с Ниной пришли.

– Охренеть! Я так и знал, что он пойдёт! – громко прошептал Толя, выпрямляясь.

– Смотри!

В одном из окон загорелся свет. Ничего не говоря, молодые люди стали красться вдоль стены туда. Под их ногами скрипели гнилые доски и мусор, скрытые снегом, но было полное ощущение, что ветер и снегопад поглощают любые звуки, и они как парочка невидимых ниндзя приближаются к святому, никем не замеченные.

– Ну? Давай, загляни, – сказала ему Нина, когда они подкрались к окну. Толя стоял в нерешительности несколько секунд, потом нащупал ногами какой-то выступ в основании стены, взялся пальцами за оконный проём и приподнялся, чтобы заглянуть в золотящееся электрическим светом окошко.

Поначалу он не увидел ничего, кроме занавески, и уже собирался было разочароваться, но потом, когда глаза немного привыкли к ослепительному яркому свету, он стал различать, что занавеска не такая уж плотная, и обрывки движений, происходящих за ней, вполне можно угадать, если сосредоточиться.

Так, он вскоре увидел, что та же высокая фигура, что ходила в туалет, теперь темнеет в глубине комнаты, и что если присмотреться внимательнее, то в её изгибах можно угадать пожилого человека с короткой козлиной бородкой.

– Ну чего там? – в нетерпении спросила Нина.

– Он там, – чуть слышно прошептал Толя. Он сам не мог понять, что в этой тени, слабо ложащейся на занавеску, так загипнотизировало его. Впрочем, сводная сестра не стала дожидаться и сама подлезла к стеклу, чтобы посмотреть. Фигура тем временем двинулась и уменьшилась.

– Встаёт на колени, – ещё тише сказал Толя.

– Где он? Чё-то я не вижу.

– Вон же.

– Где-е?

– Да не ори ты, он же услышит.

Шло время, и Толя стал различать, как от тени отсоединяется маленькая тростинка и делает какие-то движения.

– Он крестится.

– Где ты это видишь?! Толя, ты выдумываешь – там ничего не видно!

Нина разочарованно вернулась в сугроб. Но Толе было всё равно. Он почти касался лбом стекла, и ему начало казаться, что сквозь завывания злого беспечного ветра он слышит звонкий уверенный голос, взывающий к силе, которая существует очень далеко, за гранью реальности, в которой они с Ниной пребывают.