Только позови - [34]

Он слушал Хоггенбека, рассеянно кивая и поддакивая, но сразу же навострил уши, как только его приятель упомянул Люксор в штате Теннесси. Люксор, Люксор — не туда ли направляют порядочную группу ребят из его роты? Он смутно припоминал, что кто-то говорил об этом. Уинч одернул себя. Сам же недавно вдалбливал Джонни Стрейнджу, что нету больше никакой роты, нет и не будет. А все-таки заманчивое дельце предлагает ему Дока. Именно о таком он, бывало, и мечтал пару-тройку лет назад, до Гуадалканала, только считал, что староват.

— Скажи где надо, что я с удовольствием, — неожиданно для себя произнес Уинч.

— Значит, решено! Так и сделаем, — обрадовано сказал Д. К., звучно ударяя в ладони. — А там, через годок и младшего уорент-офицера дадут. Ей-богу порядок будет!

Уинч внезапно понял, что, как ему ни противно, сейчас он поблагодарит Д. К. Хоггенбека.

— Март, я тебе вот что скажу. Я тут прочно пока сижу, можешь быть уверен. Но долго сидеть я не собираюсь. Как война кончится, опять все пойдет наперекосяк, армия развалится. Так что тянуть до тридцати я не буду. И до двадцатки тоже. Как только все кончится, я отваливаю. И тебе советую. Я себе цену знаю. И меня ценят, во всяком случае, на данный момент. Поэтому что могу — всегда для однополчанина сделаю. А уж кто в действующей был, для того подавно. Из моих корешей ты первый оттуда. Понадобится что еще, валяй сюда в любой момент, не стесняйся.

Хоггенбек довольно потирал руки:

— У меня еще кое-что для тебя припасено. Тебе медаль дают, «За выдающиеся заслуги», ты знаешь?

Уинч посмотрел на него недоверчиво.

— И кто это придумал?

— Да не я, не я, чего глаза пялишь! — Д. К. явно наслаждался произведенным эффектом. — Есть вещи, когда я — пас. Представление в твоем личном деле, подписано командиром дивизии. И приложены рекомендации комбата и твоего ротного. Да и еще этого, как его, ну, начмедслужбы дивизии. Он-то при чем?

Когда Уинч поднялся, чтобы уйти, Д. К. выудил откуда-то пару плоских полулитровых бутылок сиграмовского и стал совать их ему в руки.

— Сунь их за штаны и через карманы поддерживай. Бери-бери, чего там! Да брось, какое «спасибо». Ты же оттуда, верно? Больше ничего я и знать не желаю.

Провожая Уинча до двери, Хоггенбек напоследок посоветовал:

— Когда устроишься, подумай о какой-нибудь недвижимости. Хорошенько подумай. Можно пивную купить. С пивной сейчас не пропадешь.

Часа через три, а с того момента, как их транспорт бросил якорь у Эмбаркадеро, и пяти часов не прошло, когда раненые доедали по палатам разогретый в секционных алюминиевых судках ужин, Уинч стоял у витрины с вывеской «Лотта. Соки и воды» на углу Гиэри и Маркет-стрит в новехонькой с иголочки куртке офицерского покроя, с погонами, которую ему за тридцать шесть долларов по-быстрому сварганили в какой-то мастерской неподалеку. Засунув руки в карманы, он соображал, куда бы ему закатиться. Он уже прилично поддал, и ему было хорошо.

Глава седьмая

Лучше всего закатиться к Марку Гопкинсу. «Высшая марка», стоявшая на вершине Ноб-Хилл, славилась по всем южным островам Тихого океана как местечко, где можно прекрасно посидеть, если доберешься до Фриско. Уинч остановил такси и велел ехать туда.

Если доберешься… Уинч подумал, сколько всякого скрытого в этом «если», и у него защемило под ложечкой. Он вот добрался, он дома. А-а, пусть они катятся, все остальные. Уинч откинулся на сиденье и стал глядеть по сторонам. С недавних пор он постоянно твердил себе: не пить, не курить. Только и делал, что твердил. Как возьмешь стакан или сигарету, обязательно услышишь: не пить, не курить. Он громко рассмеялся.

Ну как тут не выпить? Такси катило мимо шикарных заведений и отелей, около них сбивались в кучки девицы с морячками, с военными — все возбужденные, веселые, хохочущие; компании слонялись по вечерним улицам, дурачась и громко подначивая друг друга, как дети. И все на вид такие довольные, денежные, беззаботные. Бред какой-то! Уинчу вдруг опять вспомнились его взводы, его рота — изнемогающая от жажды, измотанная, исходящая потом и кровью. Что-то оборвалось внутри у него и ушло вниз чуть ли не до мягкого пружинистого сиденья. Бред, и только. И снова начала грызть жуткая навязчивая мысль, что все это не имеет ничего общего с тем, что там. Одно совсем не связано с другим. Его приподнятое настроение улетучилось.

В «Высшей марке» гуляли вовсю, не протолкнешься. Все больше летчики в пилотках с «крылышками» и с орденами и ленточками за участие в боях у Мидуэя. На груди у них настоящий фруктовый салат. Они переходили от столика к столику, громко смеялись, отплясывали под джаз, снова и снова заказывали шампанское. Они, конечно, порасхватали самых роскошных женщин, какие только были. Уинч был без знаков различия и планок. В кармане, правда, лежала пара новеньких шевронов первого сержанта, но в самую последнюю минуту он сказал, чтобы их не пришивали. В сделанной на заказ офицерской форме, которую он, в общем-то, не имел права носить, Уинч был похож на рядового-сверхсрочника. Он постоял у бара, принял две порции и спустился на лифте к выходу. Дважды к нему подбивались разодетые дамочки, и та и другая — что надо, но обе хотели по сотне; потом он завел было дурашливый разговор со смешливой и стильной студенточкой — старшекурсницей, но ее быстро утащил танцевать летчик — капитан, которого она звала Джимом.