Только б жила Россия - [109]
Он как в полусне высвободился, перекинул палаш в левую руку, прислонясь к стволу дерева, с трудом отводил уколы длинных шпаг. «Все, хана… Прощай, мать Волга!»
— Держи-и-и-ись! — донесся чей-то далекий крик. Молнией сверкнула отточенная сталь, шведы пропали из глаз, и Онуфриев надломленно сел под сосной, ловя губами ускользающий воздух. Понемногу забытье рассеялось… Один кирасир прихрамывая отбегал к своим, стеснившимся у оврага, второй лежал в нескольких шагах, быстро-быстро подрывал пятками землю, а над ним лукаво ухмылялся рейтарский сын, вытирая клинок пучком травы.
— Ты… секанул? — выговорил Митрий.
— Не опереди я, они б тя освежевали запросто!
— С-спасибо. — Онуфриев выпрямился, налегая на палаш, поскрипел зубами.
— Дай, рану-то перетяну, — подскочил Свечин.
— Успеется. Тем помоги лучше…
Мимо волоклись раненые: кому острие угодило с перетягом наискось лица, у кого напрочь оторвана пясть, и рудая кровь била струей, кто шел, зажимая бок, пронзенный картечиной…
— Ха, помоги… Тут и до завтра не управиться! — присвистнул каптенармус. Он оглянулся, спросил: — А где?.. — и онемел.
Четверо солдат на сложенных крест-на-крест фузеях принесли Шильникова с раскроенным черепом: суровая улыбка точно застыла у сомкнутого рта.
— Готов прапор… — сдавленно прохрипел старослужащий. — Вместе призывались, в девяносто шестом году…
Драгуны посдергивали треуголки, тесно обступили убитого, еще не веря, что такой литой парень может лечь и не встать. Горло Митрия свело резкой судорогой. «Прости, побратим… И что думал скверно, и что не уберег. Прости!»
Запела труба, созывая раскиданные по лесу плутонги. Чуть собрались и построились — появился светлейший, вокруг него, будто впаянные в седла, гарцевали именные шквадронцы, держа приспущенные вражеские знамена.
— Вива-а-а-ат! — рявкнули ряды.
Навстречу князю вышагивал, как заведенный, швед при генеральском шарфе, следом вытягивалась длинная колонна кирасир.
— Шлиппенбах! Шлиппенбах! — прокатилось от роты к роте. Швед опустился на колено, вынул шпагу и, поцеловав, подал ее Меншикову.
— После, и не мне, — отмахнулся князь. Он взбодрил коня, провожаемый криками «ура», полетел вдоль конных шеренг. Над мертвыми, снесенными в одно место, сдернул треуголку.
— Царство им небесное. Какие воины… какие люди были! — Он круто повернулся к Ренцелю, командиру пехотного полка. — Росс далеко не ушел… Твои саксонцы не очень выдохлись? Ну-ну. Бери в довес ингерманландцев и питерцев, преследуй его неотступно!
9
С юго-запада, в полутора верстах от укрепленной линии, наблюдал за кавалерийским боем Карл Двенадцатый. Он полулежал в качалке, скрестив руки на груди, подчеркнуто спокойный, одетый в серое, — шпага и взведенные пистолеты сбоку, — забинтованная левая нога резко выделялась на полотнище.
Король безмолвствовал. Приказ был отдан ранее, когда войско десятью колоннами подступило к горловине и его величеству донесли о новых редутах.
— Узнаю тяжеловесный почерк славян, — разомкнулся сухие губы. — Сейчас они прочтут мою скоропись. Охватить с флангов, рассечь в центре, уничтожить!
Эта короткая фраза полностью воплотила все, что он думал о гигантском кочевом племени и его трусливом предводителе. Глупцам одна, предназначенная историей дорога — в полуязыческий ад или рай, откуда никто из них пока не возвращался, но зато бессмертны в веках имена героев, рыцарей посвященного мира!
Было еще несколько скупых слов, перед выходом в поле: просьба к господам свиты ограничиться самым легким завтраком, поскольку обед предстоит в золотисто-голубом царском шатре…
Теперь король ждал. Подъезжали адъютанты Крууза и Штакельберга, Спарре и Гамильтона, рапортовали главнокомандующему о марше гвардии в обход слева, о доблести кирасирских, рейтарских и фузилерных войск, о контратаках петровской конницы, отбиваемых с неизменным успехом, — король сидел, отвернув голову. Его интересовал конечный итог, и только он.
В шестом часу пополуночи Карл неожиданно заговорил, ни к кому не обращаясь:
— Что происходит справа? Где Росс, где Шлиппенбах? Почему нет никаких вестей?
Реншильд склонился над королевской качалкой.
— Ваше величество, из-за сильного огня с придорожных редутов посланные вынуждены делать большой круг…
— Поторопитесь, граф, иначе будут нарушены все мои планы. Отрядите кого угодно: польских гусар, гетманских компанейцев, у них резвые лошади. Напомните Спарре: он обеспечивает локтевую связь. — Карл откинулся на подушки, ненадолго смежил веки, обведенные темной синевой. И добавил вполголоса: — Хотел бы я знать, что сейчас делает господин Левенгаупт?
Тот с непроницаемым видом прошел мимо расступившихся Реншильда, Гермелина и Адлерфельда, застыл в полупоклоне.
— Вам не наскучило бездействие? — спросил король так, словно рижский губернатор только и делал с осени, что уклонялся от монарших поручений. — Возьмите свои старые регименты, генерал, срежьте этот нахальный русский «палец». Он мне мешает.
— Есть!
Реншильд скептически пощипал бородку. Далеко не прежним выглядел бравый вояка Левенгаупт! Удачи, какие у него были, — в прошлом, в туманном прошлом. Полоса невезенья, черный рок? Сомнительно. Утратил остроту мысли, когда-то весьма оригинальной, раскис, отяжелел, замкнулся в себе. О пропойском позоре не говорит, но молчанье порой выразительнее громкой брани. Да, несомненно, винит всех и вся, в первую очередь главнокомандующего… Смешно, видит бог, очень смешно! А еще нелепее слухи о соперничестве, приписываемом его, Реншильда, инициативе… Ладно, посмотрим, как Адам использует свой последний шанс, и на том поставим точку. Посмотрим!
Роман рассказывает о подвигах уральцев и сибиряков в годы гражданской войны, которые под руководством В. Блюхера, Н. и И. Кашириных, И. Грязнова громили белогвардейцев на Восточном фронте, а затем броском через Сиваш определили судьбу «черного барона».
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.