Только б жила Россия - [107]
— Угадай!
Макар чутко повел носом, обрадованно подскочил, выдернул широкий, в обхват каравай.
— Ай да вологодочка, ай да гвоздь.
— Тесаком, бестолочь, не ломай.
— Слушаюсь, господин провиантмейстер! — шутейно изогнулся Макарка. — Прикажете разнесть?
— Не торопись, — удержал его Титов. — Нам довольно и двух, остальные передай гранодирам.
— Надо ли? Как-никак сто двадцать пастей. Умнут, не поймут!
— Я тебе что велел?
— Есть… караваи съесть! — вытянулся рязанец.
Пушкари и гренадеры вскидывались ошалело, пластовали хлеб, жевали взапуски, запивая водой. Дуняшка медлила, не уходила, знай смотрела сквозь мрак огромными глазами.
— И ты б закусил… Шкелет-шкелетом! — Она провела горячей ладонью по Савоськиной щеке, он отклонился. — Тебе… не страшно?
— А-а, наплевать, — глухо сказал он. — Ты дуй-ка в ретраншемент, не то майор осерчает… Иди, ради Христа, не мотай душу!
Она вдруг припала к нему, затряслась в горьком плаче.
— Обижает, что ль?
— На переправе… позавчера…
— Ну? — недобрым голосом справился он.
— Застрелен пулей… А ведь за отца… второй год, как батяня помер…
Лишь несколько слов и было, но за ними такая глубь, такая прозрачная светлина, что Севастьян оцепенел… Чего-чего не нагородил в мыслях, копя по крупице злость, а другие добавили, и вот все повернулось неожиданной стороной.
8
— Мин херц, маршируют. Всей как есть армией! — сказал Меншиков, входя в шатер.
— Ну-ну, который час?
— Половина четвертого.
— Спозаранку начинается двадцать седьмое июня семьсот девятого года! — с нервным смешком бросил Петр, натягивая во тьме полуботфорты. — Хоть одеться-то успею?
Орлов принес темно-зеленый мундир, — по его бортам, кроме штаб-офицерского нагрудного знака, не было никаких украшений. Александр Данилович, разряженный как павлин, незаметно подавил вздох. «Ни вензеля тебе, ни орденской ленты, и сукнецо средственное!» Поверх кафтана легла портупея толстой черной кожи, сбочь утвердилась шпага с держаком, обвитым гладкой проволокой. Потом наступил черед шляпе, — и на ней только простенькая серебряная нить. Красно-голубой, о двух аршин, полковничий шарф, поданный Орловым, отлетел в сторону.
— Чай, не на парад… Ну с богом!
Когда Петр с генералами поднялся на вал ретраншемента, укрепы от леса до леса и вдоль дороги перекипали взблесками выстрелов, особенно острыми в рассветной мгле. Швед надвинулся по всей горловине, барабанный треск возвестил атаку. Рейтары, кирасиры, драгуны, подкрепленные фузилерными ротами, бешено рванулись вперед, надеясь одним броском опрокинуть конницу и на ее плечах въехать в главный лагерь. Белозерский, Архангелогородский, Владимирский, Вятский и Московский полки, расставленные в проходах меж редутами, завязали встречный бой.
Атака захлебнулась. Пушкари с гренадерами Айгустова резанули прицельным огнем вправо и влево, позволили Рену собраться с силами, заслонить «пасы». Но враг готовил новый удар.
Светлейший не находил себе места. Прошелся туда-сюда, поскрипывая сапогами, присел на лафет орудия, залюбовался было алмазным перстнем, презентованным докой Шафировым, но тут же вскочил сам не свой.
— Мин херц, дозволь по команде отбыть. Невмоготу, понимаешь!
— Чур, недолго. И в драку ни-ни.
— Есть! — обрадованно гаркнул Александр Данилович, скатываясь вниз.
Петр оглянулся вокруг: а где Палий? Нешто и он, старец глубокий, к редутам попер?
…Чем дальше Меншиков отъезжал в поле, тем гуще становились толпы раненых драгун: их вели под руки и несли к лазаретным палаткам, раскинутым поодаль. «Минул час, толку ни на грош… Почему?! — кипел досадой светлейший. — Бьем растопыренной пятерней, лишь поэтому…»
Рен и Боур усмотрели его приезд, тотчас подъехали, кратко поведали о своих заботах. Накаты шли один ва другим, — последний был отражен с неимоверным усилием, — в бой мало-помалу оказались втянутыми Нижегородский и Сибирский полки.
— То и скверно, что мало-помалу! — отрезал светлейший. — А надо… чуете? — Он помотал крепко стиснутым кулаком. — Кто в запасе у вас? Невцы? Развертывайте их побыстрее, обок с именным шквадроном, — сам поведу!
Гарнизоны укреплений взяли под обстрел южное предполье. Измотанные в сече владимирцы и архангелогородцы расступились перед резервами, потекли в обход, чтобы стать во второй линии.
Только Меншиков потянул шпагу из ножен, со стороны ретраншемента примчался Черкасов.
— Ваша светлость, государь…
— Кличет к себе? Передай: князь рекогносцирует местность, вот-вот будет… А о прочем ни гу-гу! — Он оглянулся на шквадронцев, на синие невские ряды, крикнул: — За мно-о-ой!
Опомнился далеко впереди, спешенный фузейной пулей. Вокруг — пересверк стали, разноязыкая брань, испуганное конское ржанье… Ага, верх-то наш! — пронеслось у светлейшего. Мимо, пригнув головы, тянулась вереница пленных, командир шквадронцев Кобылий горделиво держал в руке шведский штандарт.
— Трофей, ваша светлость! — отрапортовал он. — Первый за все утро!
— Кому трофей, а кому… — Князь посмотрел на бившегося в корчах арабского скакуна, голос его дрогнул. — Был как человек все равно!
Ему подвели чью-то лошадь, и вовремя: заваривалась новая каша. В лоб наседали кирасиры, усиленные сапежинскими ротами, сбоку валила густая колонна пехоты, жарила из фузей. Русские попятились…
Роман рассказывает о подвигах уральцев и сибиряков в годы гражданской войны, которые под руководством В. Блюхера, Н. и И. Кашириных, И. Грязнова громили белогвардейцев на Восточном фронте, а затем броском через Сиваш определили судьбу «черного барона».
Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.