Только б жила Россия - [110]
Успех последовал почти немедленно. Вскоре Левенгаупт донес: войска штурмом овладели двумя выдвинутыми вперед редутами; в числе трофеев — четыре орудия.
Гилленкрок торжествующе переглядывался с Пипером: их общий друг показал-таки львиный оскал, утер нос и Гамильтону, и Спарре, которые битых три часа толклись перед русской придорожной «стрелой», обескровив не одну фузилерную и кирасирскую роту. Браво, старина!
Ответ короля подействовал как ушат холодной воды:
— Напомните генералу от инфантерии: за ним еще тридцать мортир и вэрктугов, потопленных в Соже!
Стало тихо, неудобство почувствовали даже те, кто недолюбливал колюче-прямого Левенгаупта. Король тем временем перекинулся на другое:
— Что с Россом и Шлиппенбахом? Где негодяи-гусары? Будет ли предел неразберихе, господа?
Гилленкрок пристально смотрел в сторону Яковецкого леса, улавливая там какое-то движение. В диске подзорной трубы мелькнуло высвеченное солнцем знамя, — определенно голубое! — под ним густой пересверк стальных шишаков и кирас. Чьих? Сомнений нет — шведских, ибо петровские драгуны одеты в суконное платье… Сдержанность чуть ли не впервые изменила генерал-квартирмейстеру.
— Государь, правые колонны устремились на север!
— Наконец-то! Мой милый Шлиппенбах, вероятно, и сам понял, что может оказаться в дураках! — Карл помедлил. — Хотите знать, Аксель, дальнейшее развитие событий? Удар справа заставит русских отвести конницу от редутов — раз!
— Но пока…
— Произойдет именно так, или я ни черта не смыслю в военном деле… Русские будут прижаты к Ворскле — два. Они выкинут белый флаг — три!
Свита зааплодировала.
10
Меншиков ловко спешился, подал знак, и его усачи, подбегая вереницей, принялись кидать к царским ногам вражеские штандарты. «Ровнехонько десять!» Петр увидел радостную, от уха до уха, улыбку светлейшего.
— Что ж, с викторией тебя?
— С небольшенькой. Сию минуту приведут кое-кого… — Александр Данилович загадочно посмотрел на Шереметева. — Давний твой знакомый, фельдмаршал!
Тот быстро подался вперед, щеки вспыхнули сизым румянцем.
— Неужто Левенгаупт?..
— Нет, пока Шлиппенбах, и с ним тыщи полторы кирас. Кои пардон запросили.
— А остальные?
— Кто полег, в знатном числе, кто к Россу отскочил. А сей ирой в королевских шанцах укрылся! — Меншиков поиграл бровью. — Не уйдет и он. Ренцелю с Генскиным велено атакировать немедля… — Князь вспомнил о чем-то, хохотнул. — Возвращаюсь в лагерь: что такое? Сбоку еще каре ихнее, спиной к нам. Выясняю: корпус резервный… Я его тэрсь — он и лапки кверху!
На осунувшееся лицо Петра опустилась тень.
— А здесь дела… как сажа бела. Два укрепа отдали, не уступить бы всю линию, — прогудел он затрудненно и смолк: наискось горловины мчал Ушаков.
— Господин бомбардир… — адъютант замялся. — Пулей в бок ранен генерал-поручик Рен. Отнесен в беспамятстве… Команду принял Родион Христианович Боур!
Вокруг приглушенно ахнули.
— Тяжко там? — спросил Петр.
— Спасу нет. С кирасирами и рейтарами — куда ни шло. Фузилер одолевает…
Ближние в тревоге обступили Петра.
— Эва солнце-то поднялось — к семи, — а сеча не унимается. Потеряем лучшие бригады… Чего доброго. И пехота досель в ретраншементе, окромя нескольких полков. Напрет король всеми силами — угодим в западню!
— Их еще собери, силы-то. Раскидались веером… Но с конницей у редутов надо решать, вы правы. — Петр взглянул на гвардионцев. — Кто-нибудь лети к Боуру, пусть отходит к северным высотам, да чтоб они ему во фланг были, а не в хвост. Утеснится под них — беда!
— Есть!
Румянцев пришпорил коня, взяв с места в карьер, бесследно пропал в дымной кутерьме. «Оторвется ли Боур, кинется ли король вдогонку? — мелькнуло у Петра. — Кинется всенепременно. На том всю войну едет, черт прыткий!» Он посопел, оглядываясь. Шесть полков пехоты, по три с каждой стороны, укрыты за рогатками, вне укреплений. Если б швед, проткнув где-то редутную цепь, вознамерился атаковать главный лагерь, — те самые полки могли бы тотчас ответить ему… Западня? Спиной к реке стоим? А как иначе прыткого на штурм подвигнешь, особенно теперь, с утратой им двух его колонн?
Александр Румянцев, передав приказ, мчался обратно.
— Первая бригада пошла… Генерал Боур со второй и третьей. Четвертая в арьергарде! — отрапортовал он.
— А те? Те что делают?
— Наседают по всей горловине… — Румянцев поперхнулся. — Гвардия Карлуса движется в обтек, через Будищенскую дебрь!
— Ну ей до нас идти и идти. А без нее не та сила у шведа…
— Ясно-понятно, — согласился светлейший. — Только бы Родион Христианович не сплоховал…
Пыль, взбитая множеством копыт, перемешанная с пороховым дымом, катилась гигантскими волнами. Лишь по знаменам, которые изредка мелькали тут и там, да по обрывкам команд: «Равняй линию! Ступай быстрее!» — можно было угадать, где находится сейчас авангард русской кавалерии, а где — ее основные силы.
Плотная завеса поредела малость и снова начала густеть, взвиваясь высокими бурыми всплесками. Надвинулись иные шумы: беспорядочный треск фузей, звон палашей, сабель и шпаг, вскрики и стоны. Из круговерти выскакивали лошади без седоков, дико всхрапывая, уносились прочь.
— Видать, свей на хвосте висит! — взволнованно переговаривались на валах ретраншемента. — Вцепился мертвой хваткой!
Роман рассказывает о подвигах уральцев и сибиряков в годы гражданской войны, которые под руководством В. Блюхера, Н. и И. Кашириных, И. Грязнова громили белогвардейцев на Восточном фронте, а затем броском через Сиваш определили судьбу «черного барона».
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.