В центре помещения находилась ванна, чьи стенки, казалось, были резко вырваны из пола. Она была круглой, около четырёх метров в диаметре, и наполненной взбитым псевдо-желатином со вкусом лимона. От настоящего желе это отличалось безвредностью, даже если попадало в глаза, а ещё оно было намного более скользким.
Выпустив его руку, Шина шагнула вперёд для обозрения колеблющейся зелёной массы.
— Разрешите описать это честно, сэр, — попросила она, сморщившись от отвращения.
— Запрещаю, — откликнулся он, послав её прямо в ванну шлепком по ягодице. Шина вскрикнула и дико забарахталась, оказавшись в противной вязкой массе. Мужчины дружно зааплодировали. Поступки гражданина, разумеется, могли быть только одобрены. Некоторые женщины смотрели на это с сомнением, но вслух своего «фе» не выражали.
Голубой поманил к себе ближайшего раба. Молодой человек с готовностью подошёл к нему.
— Сэр?
— Сними с меня облачение и держи его подальше от брызгов, пока я не вылезу.
Раб не ответил, поскольку ответа и не требовалось. Осторожно положив ладони на плечи гражданина, он снял с него просторное голубое одеяние. Мгновение — и вот уже Голубой стоит обнажённым. Он сбросил с себя синие сандалии, пока раб аккуратно складывал его одежду и прятал её подальше. Юношу ждёт день славы: он держал одеяние гражданина Голубого!
Другие рабы пытались не пялиться, но не могли удержать коротких любопытных взглядов, восхищённые видом обнажённого гражданина на публике. Многим из них доводилось видеть нагих граждан и раньше, но лишь обслуживая их приватно. Разумеется, граждане могли сходить с ума, как им было угодно, но на глазах у всех подобные вещи происходили редко.
Голубой знал, что для своего возраста он достаточно подтянут, чтобы не стыдиться своего тела. Постояв секунду-другую, он предоставил всем оценить его формы. На Фазе был период, когда над взрослым мужчиной ниже ста семидесяти сантиметров ростом только смеялись. Это время миновало. Сегодня предметом гордости была стать.
Шина продолжала плескаться в желатине, давя его ладонями и поджидая его. Роскошные кудри превратились в толстые сопливые дреды, уныло капавшие на её плечи и грудь. Она обладала роскошными формами сама по себе, а теперь, оказавшись частично укрытой, стала вдвойне привлекательней. Впрочем, Шина и сама прекрасно это понимала. Вот из-под пены показался удивительно твёрдый сосок, а оттуда соблазнительно высунулось колено, отчётливо сверкнув среди болотистой «тины» белизной. Затем показались обе ножки, ловко изогнувшись под углом и заслонив собою остальные части тела вплоть до подбородка. В других культурах искусительной считали полностью обнажённую женщину, на Протоне — лишь частично. Большинство рабов глазели на неё с завистью. Любая рабыня не отказалась бы поменяться с ней местами, пусть даже лишь на этот час. Вероятно, после такого события в купальнях начнётся настоящий всплеск популярности ванн с желе.
И, конечно, не стоит забывать на наблюдающих за ними гражданах, которые пытаются отыскать во всём этом намёки на потенциальный контакт Голубого с его внучкой. Мучаются, небось, сейчас вопросом: каким образом, публично развлекаясь с собственной женой, он одновременно устанавливает с ней связь? Нет, ну будет же он заниматься подобными глупостями без причины!
Бывший адепт улыбнулся. Они правы: причина у него была, и отличная! Это был такой же хороший ложный след, как и все остальные, учитывая, как мало времени у него имелось для подготовки.
Он окунулся в желе — тонкое на поверхности, но утолщающееся и пружинящее под стопами внизу. Желатин удержал его собой, не дав опуститься на самое дно ванны. Голубой погружался, пока не сел прямо. Напротив сидела Шина, которая смотрела на него из-под зелёной пенной шапки.
— Ха, женщина! — вскричал он и протянул руку под пузырившейся поверхностью. Она снова издала вопль, когда он схватил её за щиколотки и дёрнул вниз.
Теперь они погрузились в жидкость вместе, скрывшись от взоров всех, кто находился за пределами ванны. Но здесь возможно было дышать, втягивая сквозь зубы наполненные воздухом пузырьки. Шине, разумеется, дышать не требовалось, если она не собиралась говорить.
— Сиди спокойно! — выкрикнул он, на мгновение высунувшись наружу. Исключительно для зрителей, с восторгом смотревших на бурление густого киселя с мелькавшими тут и там конечностями.
— Это приказ, сэр? — подзадорила она. Сверху раздался взрыв смеха; разумеется, в игре приказы не действовали.
— Вот я тебя поймаю… ой! — Конечно же, она выскользнула из его хватки. Почти невозможно удержать кого-то в желеобразном сиропе. Они снова нырнули.
Шина завизжала, показывая, что он каким-то непостижимым образом сумел её поймать.
— Раздвинь ноги, плутовка! — велел Голубой.
— Сами и раздвигайте, сэр! — Ещё более искренний приступ смеха над бортиками ванны; аудиенция живо представляла себе всё, что между ними творилось.
— Не повинуешься, защекочу!
Последовала пауза. Затем, после недолгого колебания: — Где именно вы собираетесь щекотать меня, сэр?
— Начну, быть может, со ступней.
— Тогда всё в порядке.
— А как насчёт коленей?