Точка - [46]

— Смывай.

— Все уже? — спросила Стеф.

— Да.

Шланг с насадкой вспорхнул в руке над мокрой головой. Брызги полетели в простыню, в Искина, на стену. Никакого рождения из мыльной пены, конечно, не произошло, Стеф было далеко до Афродиты, и пена там, помнится, была морская, но девчонка определенно посвежела, а цвет кожи утратил бледно-серый оттенок, порозовел.

— Все?

— Ага, — смешно морща нос, Стеф повернулась к Икину. — Что теперь?

Лем, придерживая, снял простыню с крючка.

— Заворачивайся.

— Ух, круто!

Девчонка в мгновение ока намотала простыню на себя, оставляя свободными руки, и какое-никакое сходство с древнегреческой богиней только усилилось, когда конец ткани она перекинула через плечо. Правда, насколько знал Искин, формы у изменчивой супруги Гефеста были попышней. Господи, подумалось ему, о чем думаю? Что за дрянь лезет мне в голову? Раздраженный, пока Стеф собирала свое белье, он выключил воду и скрутил шланг в похрустывающие кольца. Насадка напоследок обдала его быстро погасшей теплой струйкой. Впрочем, брюки и так были уже мокры.

— А можно еще постираться? — спросила Стеф.

— Как хочешь, — сказал Искин.

— Я тогда мыло все использую?

— Без проблем.

Искин подобрал губку. Несколько секунд он смотрел, как девчонка, сложив в раковину нехитрую одежку, сосредоточенно трет ее под горячей водой, потом вздохнул и пошел к выходу.

— Господин Искин! — крикнула Стеф.

— Да? — обернулся Лем.

— Хотите, я и вам постираю?

— Нет, — сказал Искин. — Нет. Туфли не забудь. Номер комнаты помнишь?

— Сорок семь!

— Да, правильно.

Отступив, он дал протиснуться к умывальникам тучной, совиноглазой женщине с полотенцем через плечо. Женщина недовольно скривила губы. На своем этаже Искин со всеми был более-менее знаком, и новое лицо его озадачило. Кого-то выселили, кого-то заселили? Или это чья-то гостья? Дьявол! — вспомнил он. Мне ведь тоже через полтора месяца, скорее всего, придется съезжать!

Тем временем женщина, включив воду, всем телом повернулась к Искину.

— Что, мальчик, нравлюсь? — спросила она, уперев в бок руку и сразу определив себя в одну компанию с Диттой.

Из-за ее плеча выглянула Стеф.

— Нет, просто… — Искин замялся. — Я вас раньше не видел.

Женщина фыркнула.

— А ты здесь живешь, мальчик?

— Да.

— Значит, мы будем видеться постоянно, — улыбнулась женщина. — Ева. Ева Вивецки.

Голос у нее был простужено хрипл. Искин пожал протянутую ладонь.

— А кто… — он опомнился и представился: — Леммер Искин. Вас из бюро прислали или вы через Смольдека…

— Через Смольдека, мальчик, — сказала Ева.

— Из Фольдланда?

— О, да. Из Воленшатта.

— И как там?

— Все работают, мальчик. Кто дороги тянет, кто на заводах спину гнет, кто мундиры шьет. И все славят канцлера.

— Простите, — сказал Искин, — лучше зовите меня по имени. Леммер. Лем. Мальчик — это…

Улыбка Евы стала шире.

— Я знаю, мальчик. Лем. Прости, въелось, как чирей. Всех уже мальчиками называю. Я как раз из этих, — сказала она. — Или ты брезглив?

— Нет, — Искин бросил взгляд на Стеф.

Ева отреагировала поворотом головы.

— А-а! Твоя? — показала она пальцем на девчонку.

— Нет.

— Я — своя собственная! — заявила Стеф, выжимая серый ком юбки.

— Эх, девочка, — грустно сказала Ева, — сколько вас по всему Остмарку пытается хоть как-то найти себя в жизни, знаешь? Тысячи вас. Что в Вадуце, что в Вене, что Линце, и все свои собственные. Смазливое личико и женские прелести — вот все, в большинстве своем, что у вас есть за душой.

Стеф хотела ответить, но не нашла слов и принялась яростно жамкать белье в раковине. Профиль у нее заострился, повернутое к Искину ухо сделалось малиновым.

— Ты зайди ко мне завтра в пятьдесят третью, — сказала Ева. — Думаю, я смогу научить тебя кое-каким вещам.

Стеф дернула плечами.

— И зачем это мне? — зло спросила она. — Я скоро отсюда уеду. К морю!

— Разумеется, — вздохнула Ева, — все вы хотите к морю. Как лемминги.

— Кто?

— Такие хомячки, которые однажды заражаются безумием и сотнями погибают, кидаясь в пропасть или в океан.

— Почему? — спросила Стеф.

— Никто не знает, — развела руками Ева. — Но я читала об этом в книге.

— И ладно, — сказала Стеф, отворачиваясь.

Искин выскользнул в коридор. Из кухни наплыл запах тушеной капусты, дальше трое парней на корточках играли в карты, по радио премьер-министр Гольм обещал всемерную поддержку фермерам и сельскохозяйственным предприятиям и призывал сдавать мясо на государственные убойные фабрики. От тусклых лампочек слезились глаза.

У комнаты стоял Баль. В руках он держал бумажный пакет.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — сказал Искин, которого накрыло острое чувство дежа-вю.

Сейчас, подумалось ему, Генрих-Отто, виновато опуская глаза, попросит его пойти с ним. Как же иначе? Ведь там, в его номере…

— Я вас видел, — сказал Баль.

Искин посмотрел на него снизу вверх, по-птичьи наклонив голову.

— Кого «нас»?

— Тебя и Стефанию, Стеф.

Баль сказал это так, словно Искин обещал ему никогда, никогда и еще раз никогда не встречаться с его девушкой.

— Это сцена ревности? — спросил Искин.

Баль задумался.

— Нет, — сказал он через несколько секунд, — я даже рад, что ты, значит, решил… Она выбрала хорошего человека. То есть, если бы она была с кем-то другим, то это, конечно, ее дело. Но если ты, то это правильно.