Точка - [19]

— Как ты? — спросил Берштайн, проходя в досмотровую.

— Хорошо, — сказал Искин.

— «Сюрпейн» включать?

— Лучше потом. Он больше с толку сбивает.

— А клиентов успокаивает.

— Потом.

— Ну, как знаешь.

Берштайн обогнул ложе с нависшим над ним магнитоном «Сюрпейна», похожим на овальный серебристый глаз великана на штанге, подкатил ближе столик с переносным, специально под Искина купленным биопаком. От его передвижений словно сами по себе оживали панели питания, осветился телемонитор, зашелестела вентиляционная вытяжка, на рабочем столе щелкнуло, приподнимаясь, крохотное табло.

— Кто клиент? — спросил Искин.

Присев, он занялся биопаком — включил и поставил на диагностику.

— Первый? Нервная дамочка, — сказал Берштайн, усаживаясь на кресло за столом. — Я заметил, что в последнее время эти дамочки составляют подавляющее большинство нашей клиентуры. Что, конечно, не плохо. Их страхи приносят нам деньги.

Его пальцы вдавили несколько невидимых клавиш.

— С другой стороны, — продолжил он, — как и всякие навязанные извне психозы, с течением времени они неизбежно теряют свою силу, замещаясь чем-то новым. Мы должны быть готовы к этому, Лем.

— Я слышу это уже полтора года, — сказал Искин.

Он подкатил биопак к ложу, растянул и закрепил в держателях провода. В отличие от «Моллера» в этом биопаке вместо присосок использовались тонкие, похожие на электроды иглы.

— Ты слышишь, — кивнул Берштайн, извлекая из ящика стола бланки анкет, — но слушаешь ли? Знаешь последние слухи, настойчиво атакующие наше приграничье?

— Какие?

— Говорят, Фольдланд сворачивает юнит-программы.

Искин повернул голову.

— Что?

— После смерти Кинбауэра, по некоторым данным, они так и не смогли разобраться в его наследии. Мало того, оказывается, все, кто с ним работал, не имеют ни малейшего понятия о том, как Кинбауэр и его обособленная группа «Визе» программировали юнитов. Как тебе? Что там за порядки в их институтах?

— Не может быть, — сказал Искин. — Кинбауэр все записывал.

— Говорят, сжег. Только я, Лем, это говорю к тому, что скоро, судя по всему, наши с тобой старания станут никому не нужны. Если нет юнитов, то нет и страха, что у тебя внутри завелась колония мелкой механической нечисти, а значит, нет клиентуры.

— Бред.

— Ну, год-два мы еще продержимся, это я тебе обещаю, мои слова что-то да значат. Мало кто слушает Иосифа Берштайна, а ты, Лем, слушай.

— Я слушаю.

В стеклянную створку стукнули с внешней стороны.

— Заходите, — махнул рукой Берштай, вставая из-за стола. — Аннет Петернау?

— Да.

Женщина переступила металлический порожек.

Ей было к сорока, едва ли больше. Кожа, увлажненная кремами и тонус-гелями, не показывала морщин, разве что их намеки слегка проступали у глаз, когда Аннет щурилась. Она была высока, стройна, худа. Грудь имела небольшую, а таз — узкий. Баль называл женщин такого строения ненасытными стервами и секса с ними избегал. Искин, пожалуй, попробовал бы.

Стриглась Аннет коротко, волосы у нее были соломенного цвета, нос острый, губы тонкие, скулы высокие. В лице угадывалось нервное напряжение, и на виске, не скрытом волосами, билась синеватая жилка. Глаза зеленые, умные.

Нет, Баль бы уже бежал от нее на своем грузовике с рыбой.

— Что мне делать? Раздеваться? — спросила Аннет, разглядывая помещение в поисках места, куда можно было бы сложить сумочку и одежду.

Голос у нее был обычный, приятный, но не грудной, без хрипотцы, которая позволила бы ей чувствовать себя femme fatale, а особей противоположного пола сводила б с ума.

Темная юбка. Синяя блузка. Жакет.

— Только верх, вместе с бюстгальтером, — сказал Берштайн.

— Юбку?

— Нет никакой необходимости.

— Извините, а…

— Шкафчик слева. Там же бахилы.

Искин гигиеническим полотенцем протер ложе. Искоса он поглядывал, как Аннет легко, без стеснения, скидывает блузку, открывая светлую кожу плеч, живота и грудь с темными кружками сосков. Никакого бюстгальтера она не носила.

Искин представил, как впивается в эту грудь губами, и отвел глаза, сосредотачиваясь на том, чтобы удалить пятнышки грязи с похрустывающего под пальцами материала. Со Стеф такого не было, подумал он в некотором удивлении. Ни когда она лежала перед ним в комнате Баля в прозрачных своих трусиках, ни когда она задела его штаны в автобусе. То есть, было, но в самом коротком, бессознательном и спонтанном смысле. А тут, бесконтактно…

Искин тут же выругал себя. Ну-ка, господин gefangene, что за мысли? Вы, собственно, работать собираетесь?

— Мне сразу ложиться? — спросила Аннет, встав у шкафчика.

Вид у нее был забавный — голубые бахилы и юбка. Странная модница пришла на показ.

— Нет-нет, — сказал Берштайн, — сначала ко мне. Нам надо заполнить данные.

— С идентификатором?

— Да.

Аннет замешкалась.

— Мне сказали, что результаты обследования не попадут…

Она как-то беззащитно посмотрела на Искина.

— Не попадут, — подтвердил Берштайн. — Плохие — не попадут. И это стоит еще десять марок. Садитесь.

Шурша бахилами, Аннет пересекла помещение и села на круглый стул перед столом. Поежилась.

— Меня будете обследовать вы?

— Нет, мой коллега, доктор Леммер Искин.

— Это я, — сказал Искин.

Он встал у биопака, комкая полотенце.